Потому что наряду с большим количеством филологизированных насекомых Германия произвела здоровое поколение поистине великих исследователей языка и литературы. К ним относится и Ф. А. Вольф. Он никогда не договаривался до последних нелепых представлений, что великое произведение искусства может получиться благодаря взаимодействию многих небольших людей или непосредственно из темного сознания массы, и он был бы первым, кто с удовлетворением заметил конечный успех продолжительных научных исследований. Даже в том случае, если бы такой великий гений, как Гомер, стал заниматься работой по ремонту и украшению других произведений — предположение почти абсурдное — то история искусства учит, что настоящая личность сопротивляется любому подражанию. Чем больше проводилось критических исследований в XIX веке, тем больше должен был признавать каждый добросовестный исследователь, что даже самые значительные подражания, дополнения, реставрации эпоса Гомера отличались от него тем, что ни одно из них даже отдаленно не достигало уровня выдающегося гения. Изуродованные многочисленными недоразумениями, опечатками, еще более так называемыми улучшениями неистребимых умников и интерполяциями доброжелательных эпигонов, эти стихи все больше свидетельствуют (как раз чем более четко проступает пестрота их сегодняшней формы благодаря полировке исследователей) о несравнимой, божественной, изобразительной силе первоначального художника. Какая неслыханная сила красоты была присуща произведениям, которые в течение столетий так успешно могли сопротивляться неуправляемым социальным обстоятельствам, а затем еще долгое время оскверняющему натиску ограниченности, посредственности и псевдогениальности, что даже сегодня из этих руин вечно юного чуда художественного совершенства, как добрая фея нашей собственной культуры, встречаются с нами лицом к лицу! Одновременно и другие исследования, которые шли по своему, независимому пути, — исследования истории и мифологии — привели к уверенному заключению, что Гомер был исторической личностью. Выяснилось, что как сага, так и миф в этих произведениях были построены очень свободно и по определенным принципам сознательного художественного оформления.
Назовем самое основное: Гомер, несомненно, упрощал, он распутал клубок популярных мифов и из хаотичного беспорядка народных легенд, которые в разных областях звучали по–разному, он соткал несколько образов, в которых греки узнали себя и своих богов, хотя это изображение было для них совершенно новым. То, что мы сейчас с таким трудом открыли, древние знали очень хорошо. Напомню замечательное место у Геродота: «От пеласгов греки восприняли богов. Но откуда происходит каждый из богов, были ли они здесь всегда, каков их образ, это мы, эллины, знаем, так сказать, лишь со вчерашнего дня. Род богов грекам создали Гесиод и Гомер, дали богам имена, распределили между ними почести и искусства, дали описание их образов. Поэты, которые будто бы жили до этих двух мужей, по крайней мере по моему мнению, появились после них» (книга II, раздел 53). Гесиод жил примерно через сто лет после Гомера и находился под его влиянием. За исключением этого небольшого заблуждения в простом наивном предложении Геродота содержится все, что извлекли на свет объемистые критические работы целого века. Обнаружилось, что поэты, которые, согласно традиции жрецов, должны были жить до Гомера, — например, Орфей, Mussaeos, Eumolpos из круга фракийцев или Olen и другие с острова Делос — в действительности жили после него.29 Точно так же доказано, что религиозные представления греков питались из самых разных источников. Основу составляет индоевропейское наследие, к нему добавились различные пестрые восточные влияния (как уже изложил Геродот в разделе, предшествующем указанному): в эту неразбериху вмешивается несравненный муж со всей полнотой власти свободного творческого гения и создает из него художественными средствами новый мир. Как говорит Геродот, он создает грекам их род богов.