Уже само это объясняет всеобщее повышенное внимание к тому слою философских и политических писателей, которые, долгое время пребывая в забвении или в статусе маргинальных мыслителей, при новом воззрении на них вдруг предстают побудителями многого из того, что составило содержание и смысл жизни ряда поколений и народов последующего времени вплоть до наших дней. Теперь кажется несомненным, что усвоенная нами интеллектуальная ретроспектива дала искаженную картину истории идей. Восстановить истинный ее ход — вот одно из объяснений появления перед нами долгого ряда новых имен философов, политических писателей, творцов искусства, о которых нам прежде мало что толкового было известно, но которые теперь видятся провозвестниками нашего времени. Надо полагать, что и обращение к данному сочинению отчасти побуждено этим соображением.[4]
Нелишним будет и знакомство с личностью его автора, через деятельность которого можно проникнуть в потаенные недра, где закипала магма учений, выплеснувшаяся вскоре вулканами политических потрясений. Но прежде чем дать набросок жизни X. С. Чемберлена и, насколько это нам доступно, представить его интеллектуальное наследие, обратимся еще к одной причине возвышения интереса к сочинениям такого рода, как упомянутая его книга. Упреждая дальнейший разговор, отметим, что по большей части они представляют философско–политическую идеологию европейского консерватизма.[5]
Среди массы книг, заполонивших отечественный рынок, русский читатель (разумеем того, который ориентирован на сектор серьезной литературы) несомненно выделил ряд сочинений совершенно особого идейного оттенка. В начале этого издательского бума он был довольно невыразителен, беден, но постепенно уплотнялся и к настоящему времени предстает солидной тенденцией отечественного научного книгоиздательства. Авторы сочинений с этой тенденцией были отнесены к консервативному спектру социально–политических идей. Именно эти идеи вдруг оказались в фокусе внимания: и апологетического, и негативистского. Как бы далеко многие из них ни отстояли по своим зачаткам от нашего времени, в них современный читатель находит нечто существенное, позволяющее ему постигать происходящие, прежде всего в нашей стране, события и определиться в своих идейных предпочтениях. Трудно сказать, в какой мере появление таких сочинений диктуется коммерческими соображениями, но то, что оно находится в согласии с развивающимися у нас умонастроениями, несомненно. Этим умонастроениям отвечал и отход общества, ясно проявившийся после крушения либерально–рыночных преобразований, от тех идей и политики, которые ввергли страну в экономическую и социально–политическую деградацию. В этой ситуации зародилась новая тенденция, которую впору назвать консервативным поворотом. Меньше всего он означал возврат к ценностям и формам жизни предшествующего коммунистического времени, на что постоянно намекают его оппоненты из либерального лагеря. На самом деле консервативный поворот вызревал медленно и вовсе не в среде людей с коммунистическими чаяниями. Сначала он был невнятным протестом на экстремистский лозунг «иного не дано», оправдавшим либерально–экономическое безумие конца прошлого века; консерватизм определил себя как силу, способную противостоять социально–политическому распаду нашего общества, как противостояние попранию всех социально–нравственных норм, ограничений, обязательств ради торжества индивидуального стяжателя. Он питает веру в твердые устои национальной жизни, на которых рос народ, создавалась государственность и расцветала неповторимая культура. Только поверхностному наблюдателю может представиться, что новый отечественный консерватизм есть явление ситуативное. На самом деле его питают корни, погруженные в глубокую национальную историческую и культурную почву. Эта почва богаче, чем та, которая питала либеральное движение, неизбежно апеллировавшее в поисках ценностей и аргументов к западному общественно–политическому опыту. И она представлена не только отечественными мыслителями далекого прошлого, но и теми, кто вынашивал идеи, отражавшие тенденции буржуазного и индустриального веков, рождавших нынешний социум. Незачем даже ссылаться на книги М. М. Щербатова, Н. Карамзина, А. Хомякова, семейства Аксаковых, Ф. Тютчева, Ф. Достоевского, К. Леонтьева, А. Грановского, К. Победоносцева и иных русских консервативных мыслителей большего или меньшего значения, большей или меньшей актуальности для наших дней. Следует обратить внимание хотя бы на популярность русского философа И. А. Ильина, создавшего свой проект государственного устройства для нынешней России, а ведь это мыслитель совсем недавнего прошлого. Короче говоря, современный консерватизм в России развивается как преимущественно национальное явление, т. е., повторяем, опираясь на органичные исторические начала и отвечая в чем–то запросу дня нынешнего. Этим он принципиально различается от либералистических тенденций, которые имели куда более слабую поддержку в национальном сознании. И если обращение к европейской, вообще западной, социально–философской и экономической литературе в поисках инспираций для либералов является принципиально важной позицией, ибо отечественный либерализм оказался слишком слабым, то противоположная ему тенденция нуждается в этом куда меньше.
4
При всем повальном увлечении такими пересмотрами остаются в забвении разумные вопросы: а где их границы? насколько оправданы истины и те трактовки, которыми насыщают наше мышление с такой поспешностью новые толкователи? на чем, наконец, основано их право выносить вердикты, оставаясь, в сущности, скромными кропателями сочинений, чаще не лучших прежних писаний? Ведь нельзя не уважать и правду прошлых поколений!
5
Но, несомненно, в нем, помимо радикальных форм, есть и те разумные, трезвые учения, которые не противостоят идеям прогресса и устоям гражданского общества, но указывают на способы сочетать новое с коренными ценностями и формами жизни, которые народы проносят через века и эпохи как основу своей общности и отличительности.
То, что Чемберлен рассматривал свои учения и в политическом аспекте, следует из его предисловия к автобиографическим письмам «Жизненный путь моих мыслей». Говоря в них о своих сочинениях, он отмечает: «„Основания" в определенном смысле являются политическим исповеданием, мои „Кант" и „Гёте", оба содержат в отдельных местах политические изъяснения принципиальнейшего рода», и т. д. См.:
Здесь перечислены представители только немецкой линии консерватизма, с именами которых связано либо представление о «консервативной революции», или, как у О. Шпанна, с органической теорией государства на корпоративной основе. В Германии эта линия представлялась и деятелями искусства, историками и культурологами. Таковы Т. Моммзен, ф. Трейчке, К. Кереньи, К. Г. Юнг, художественно–эстетический кружок С. Георге, даже Томас Манн эпохи «Размышлений аполитичного». Почти исчерпывающая информация о составе консервативного движения в Германии с начала XX столетия и о создателях его политико–идеологических уклонов содержится в известном труде Армина Молера. См.: