Жизнь мыслилась и творилась как воплощение предуказанного обета.
В мещанстве, как оно мыслилось, более всего не устраивала рассудительная жизнь с ее приземленными бытовыми интересами, уклоняющими человека от свершения чего–то необычного, героического. Посему осмеянию и неприятию подвергалось все то жизненное, что устроено по законам рассудка и здравого смысла и житейского комфорта. Эмоции, чувства, воображение отныне начинают признаваться руководящими началами жизни.
Утверждается убеждение, что в познании не разум, а интуиция, особенно художественная, соединяют человека с полнотой истины.[25] Началась эпоха повального увлечения экзотическими идеями, очарования эзотерикой и оккультными практиками.[26]
Все таинственное, загадочное вызывает повышенный интерес. То тут, то там вспыхивают неотразимые увлечения новоявленными пророками, визионерами, учителями неизвестных доселе доктрин или извлекаемых из темного прошлого учений, провозвестниками окончательных истин и грядущих судеб человечества, сокровенным знанием которых достойны обладать только избранные. Профетизм явно начинает держать первенство над прописными истинами разума. Восточная эзотерика, связанные с нею практики, диковинные вероучения — сектанство всевозможных толков — заполонили интеллектуальное и художественное пространство европейского общества. Споры о религии, сомнения в истинности традиционного христианства, ожидание новых мессий — все это занимало досуг и головы просвещенных, полупросвещенных и просто прикосновенных к художественной, философской или религиозной проблематике искателей новой правды.
Мы столь долго толкуем о духе того времени в силу значения рожденной в его атмосфере идеологии для судеб XX в. Ее рефлексы проявляются и доныне, рождая опасения повторения трагедий прошлого. Кроме того, понимание модернизма как чего–то большего, чем художественное явление, не относится к актуальным темам истории духовной жизни. До сих пор не утвердилось представление о нем как целостной и всеобъемлющей эпохе, пережитой Европой за три десятилетия до Первой мировой войны и катастроф начала XX в., генетически с ними связанной. Этот короткий и чрезвычайно интенсивный период по своему социально–политическому значению превосходит эпоху своего прямого предтечи — романтизма, хотя оно в этом качестве до конца не признано.
Тем не менее мы настаиваем, что если не по временной длительности, то по обширности охвата всех сфер и сторон западной цивилизации, по интенсивности вызванных ею духовных процессов, по масштабу и количеству выработанных ею ценностей, эпоха модернизма, несомненно, важнейшая культурная стадия современной истории. Главнейшие события предыдущего столетия, как и специфический строй его уклада, останутся недоступными верному пониманию без признания определяющего значения предшествующего духовного переворота, совершенного модернизмом. Это обостряет наш интерес к нему и к его духовным принципам, которые мы наследуем и поныне.
Наиболее продвинутыми оказались исследования модернизма в сфере искусства и художественной культуры, отчего он нередко сводится до категории художественной практики и литературы: юнгштиль, декаданс, сецессион и проч. Другие области культуры и общества, в особенности социальная, политическая, материального производства, структура индивидуальной и общественной жизни оказались вне поля исследования под углом зрения воздействия на них установок модернизма. По этой причине оказывается невозможным восприятие его как универсального феномена.
Модернизм произвел принципиальные изменения в самом характере мышления европейского человека, создав особый тип сознания, постепенно оказавшего преобразующее воздействие и на строй жизни, подчинившейся влиянию новых ценностей.
Не создав мировоззренческой системы в традиционном понимании, подобной идеологии Просвещения или позитивистски–материалистическому мировоззрению XIX в., модернизм на основе синтеза тех элементов и тенденций европейской культуры, которые относились к маргинальным, породил сложный комплекс особого миропонимания и мироотношения, внешне отмеченный несистематизированностью, зыбкостью, подвижностью и принципиальной логической непроработанностью своих составных частей. Эти признаки следует воспринимать как сущностные свойства модернистского мышления, отбросившего принципы и формы сциентизма. Они ни в коем случае не должны соотноситься с эклектикой. Модернизм отказался от языка науки в определении своих собственных установок, притязаний и программы, заменив дефиниторные формулы метафорикой, символами, намеками, отвлеченными описаниями, предпочтя художественный язык и нетрадиционную метафизику.
25
Чтобы расширить иллюстративный материал и панораму явления, укажем опять–таки на Г. Кайзерлинга, мыслителя, выросшего в климате этих лет и своим творчеством запечатлевшим некоторые из отмеченных тенденций европейской культуры. Такова одна из его итоговых книг «Творческое познание» (1922), где утвержден примат иррациональных начал духовной деятельности. Сложную палитру своих миросозерцательных размышлений он представил в знаменитом «Путевом дневнике Философа» (СПб., 2009).
26
Повсеместное распространение теософии и антропософии — факт хорошо известный и откомментированный исследователями. Мы укажем на менее известное увлечение физиогномикой не столько в ее «классическом» лафатеровском представлении, сколько как руководством к постижению свойств особенных культур и социальных организмов (Р. Касснер, Г. Кайзерлинг, JI. Циглер, О. Шпенглер, да и X. С. Чемберлен). Шпенглер, на что мало обращают внимание, со всей определенностью констатировал исчерпанность и недостаточность систематического метода в философии культуры и необходимость замены его
Мы считаем показательной для сказанного эволюцию научных принципов знаменитого культуролога и путешественника–африканиста Лео Фробениуса (1873–1938). Обуреваемый сциентистским оптимизмом в начале своей карьеры, он доказывал возможность построения теории культуры на принципах и по модели дарвинизма. Эти воззрения относились еще к 1895–1898 гг. Десятилетие спустя он радикально пересмотрел свои взгляды и ввел понятие пайдеума (paideuma) или пайдеумического ядра культуры как особого сокровенного комплекса духовных энергий и сущностей, обеспечивающих ее жизнь и развитие. Постижение или проникновение в это ядро достигается уже известными эмпатическими приемами и интуитивным приближением к нему. См.: