Поклонение Гёте как мыслителю возникло не в ученом сообществе, а в среде, чувствовавшей себя по отношению к последнему отчужденной. Именно в ней вокруг личности Гёте сложился своеобразный культурный миф; именно в ней немецкий поэт был объявлен истинным выразителем подлинно немецкого духа, германизма, а его жизнь представлялась образцом его воплощения. Германизм же в свою очередь представлялся высшей формой культуры, развившейся из тех живородных начал древних народов, упразднивших романский мир, которые в своей полноте и творческой силе сохранились только в немецком народе. Собственно в этом пункте сосредоточено развившееся в немецком культурно–историческом сознании представление, что культура — это способ бытия только немецкой нации, в то время как другим пристали цивилизация или варварство.
Такое восприятие Гёте не могло не отразиться на отношении к его художественному и интеллектуальному наследию. Со второй половины XIX столетия все больше начинают говорить о «духе Гёте», и открывается работа по представлению его в качестве мудреца по преимуществу. В поисках адекватного и полного выражения мыслей Гёте все более обращаются к работам и заметкам естественнонаучного и натурфилософского характера, к тем, где немецкий мыслитель высказывается по общим проблемам истории, культуры, человечества и духовности вообще. А его художественные произведения все более в тенденции начинают рассматриваться как высшие плоды мысли, только облеченные в поэтическую форму.[37] Мышление Гёте о мире начинают оценивать как непреходящее и базовое для построения некой новой науки, несущей особое знание. Постепенно оформляется специфическое интеллектуально–культурное явление — гётеанство, хотя и связанное генетически с немецким поэтом, освященное его именем, но все менее и менее относящееся к реальному феномену, превращаясь в фантастическую последовательность умственных творений самого различного содержания и идейных устремлений. В этом течении критико–научный взгляд на творчество великого поэта практически становится невозможным, как невозможно сомнение в базовом комплексе национальной культуры и духа. Зато через гётеанство, как через своеобразную фильтрующую мембрану, проходит восприятие и оценка любого культурно–духовного явления. Получает распространение особый прием, которым, добиваясь признания, пытаются показать, что дух или содержание какого–либо сочинения инспирированы мыслью Гёте или отвечают духу его мысли. Немецкую литературу наполняют бесчисленные фрагменты и цитаты из Гёте, используемые в качестве эпиграфов столь же бесчисленных творений новых авторов,[38] дерзнувших следовать по его стопам. Создаются сборники его изречений, цитат, суждений, употребление которых становится знаком особенной установки автора и его творения. В итоге гётеанство к концу XIX столетия предстает своеобразной символической платформой, на отдельных площадках которой возводились учения, претендующие на окончательное прояснение основных проблем культуры, истории, человека и мироздания. В определенном смысле гётеанство представляется как совокупный плод творческих усилий эпигонов; в этом отношении оно сходно с такими же однотипными с ним продуктами духа как шопенгарианство и ницшеанство. Кстати, о Ницше. Исследователь его творчества К. Свасьян тонко уловил значение интеллектуальной провокации гётеанства в развитии философской мысли Ницше. Именно гётеанства, а не Гёте. Свасьян разъясняет, что на той фазе своего философствования, когда Ницше изживал безоговорочное увлечение Гёльдерлином, инспиратором его новой фазы стало то, что он назвал «духом Гёте», а не конкретные мысли и идеи. «Вот в этом–то и вся суть дела», — замечает исследователь. «Дух, ибо у Ницше речь идет не о поэте Гёте, а о Гёте мировоззрителе (точнее, природовоззрителе)». При этом Свасьян обращает внимание на следующую особенность восприятия Ницше мировоззрения поэта, которую он называет «парадоксальной». Из комплексного двуединства: теории познания гётевского мировоззрения и самого этого мировоззрения, усвоенным Ницше оказалось «мировоззрение» — «теория познания» же или методологические матрицы гётевского естествознания, остались без внимания.[39] То есть путь движения мысли, интеллектуальная технология Гёте, установки относительно опыта и теоретического коцепта и проч. Ницше не заинтересовали. Он остался в поле готовых результатов — в мировоззрении Гёте.
37
Так воспринимается нами капитальный труд Г. А. Корфа «Дух гётевской эпохи», в котором сделана установка рассмотреть Гёте в цепочке «Истории идей», совместив науку и жизнь. См.:
38
Примером может служить выдержавший несколько изданий сборник фрагментов и цитат из произведений Гёте, составленный известным в свое время исполнителем вагнеровской музыки Германном Леви:
39
См.: