Этот же подход принят и при представлении предков по материнской линии. Как он пишет, его мать происходила из семьи скромных дворян по фамилии Халл (Hall), имевших поместье близ Эдинбурга. Он утверждает, что ее расовые корни чисто нордического (северо–германского) происхождения. Отец ее также имел отношение к морю и был капитаном королевского флота. Базил Халл (1788–1844) слыл человеком многосторонних интересов и авантюрных наклонностей, а капитанство нередко своевольно использовал для исследовательских целей преимущественно в южных морях. Некоторые его географические описания высоко ценились специалистами, например Элизе Реклю. В первой половине XIX в. распространены были его книги путешествий, рассчитанные преимущественно на юношество. Он был знаком с такой шотландской знаменитостью, как Вальтер
Скотт, оказав ему кое–какие услуги. Куда более интересным человеком считался сэр Джеймс Халл (1761–1832), отец вышереченного. Он был значительным для своего времени геологом, занимая видные научные должности. Не чужд он оказался и искусству, написав книгу об основах и происхождении готической архитектуры. Случаю было угодно свести Джеймса Халла с Наполеоном в качестве соучеников в военной школе в Бриенне. Так вышло, что его сын в 1817 г. посетил о. Святой Елены и, когда представился знаменитому пленнику, услыхал в ответ: «Был знаком с Вашим отцом в Бриенне. Он был хорошим математиком». На удивление относительно такой памятливости Наполеон как будто бы иронически возразил: «О, в этом нет ничего удивительного. Просто Джеймс Халл был первым англичанином, встреченным в моей жизнй, поэтому Ваш отец навсегда остался во мне незабываем». Наконец, бабушка Чемберлена, супруга Базиля, отличалась нерядовым мужеством и одаренностью. Она нередко сопровождала мужа в его рискованных морских и научных предприятиях. Отличаясь умом, рассудительностью и умением привлекать людей, всегда радушно принимала гостей из тех, кто что–либо значил в ученом мире и в путешествиях. К старости стала плохо переносить зимнюю непогоду в Европе. Ее дочери, в числе коих была и мать Чемберлена, сызмальства подпали под обаяние немецкой литературы, в совершенстве овладев немецким языком. И свою мать он считал наделенной лингвистическим талантом настолько, что она смогла без чьей–либо помощи овладеть латинским языком. Свободное владение почти всеми европейскими языками стало культурным преимуществом и самого Чемберлена, постоянно удивлявшего окружающих своими познаниями и начитанностью. Мать умерла, когда сыну не было и года. Хьюстон полагал, что ее способности распределились неравномерно: большая их часть досталась старшему брату Б. X. Чемберлену, достаточно известному японисту. «Я же, напротив, получил немногое — ни ее легкости в усвоении языков, ни ее аскетического нрава (Gemuetsart)». Видимо, это не совсем так. В сохранившемся единственном письме своей матери, написанном за несколько месяцев до рождения сына, он прочитал следующие слова: «Я решила с этим малышом с самого начала говорить исключительно по–немецки; было бы стыдно, если дитя упустит единственную возможность (Gelegenheit) подружиться с этим трудным языком».[58]
в) Становление личности.
Обретение смысла
Обращение к предкам менее всего преследовало цель полюбоваться великолепным древом рода. Несомненно, что ему важнее было установить расовые корни фамилии, нежели описать социальные условия и ее место в иерархической системе английского общества. Это представлено в настойчивом увязывании психологических и интеллектуальных особенностей наиболее памятных ему предшественников с этническими началами. Настойчиво проводится мысль о некой предопределенности к вхождению в мир германизма. Оправданно думать, что в такой установке мы встречаем частное применение к объяснению свойств индивидуальности общего правила их зависимости от коренного расового субстрата, рождающего основные черты индивидуального характера. Что этой стороне истолкования особенностей творчества, гениальности и свойств мышления исторического или культурного персонажа Чемберлен придавал решающее значение, мы уже говорили прежде. Оно применено им и в отношении Вагнера, затем Гёте и Канта, это истолкование мы встречаем в изобилии в его переписке, коль скоро заходит речь о какой–либо личности. И в дальнейшем, говоря о тех, кто влиял на него в годы обучения, воспитания и становления зрелости, этот расовый аспект будет всегда себя обнаруживать.
58
Некоторые факты и сведения о предшествующих поколениях содержатся в обширном письме Гансу Вольцогену, музыкальному деятелю, примыкавшему к «байройтскому кругу» вагнерианцев.