К увлечению изобразительным искусством присоединился и интерес к музыке, который до этого также отсутствовал.
Этот факт стоит поставить на особое место, так как с него начинается еще одна линия развития духовных интересов Чемберлена, приведшая в конце к Р. Вагнеру и байройтскому кругу вагнерианцев, о чем мы ранее вкратце уже сказали и на чем несколько позже остановимся более основательно.
Флорентийская жизнь в таком стиле продолжалась более полугода. Как это обычно у Чемберлена случалось, отрезвлению способствовал случай совершенно сторонний. Он примечателен своей психологической стороной, поскольку и в дальнейшем решительные пересмотры происходили под впечатлением, казалось бы, ничтожных эпизодов.
Как он повествует, занятия Леонардо привели его случайно в музей восковых анатомических моделей. Находясь среди великолепных художественных предметов, он, однако, вдруг испытал некое отталкивающее чувство. Не в отношении предметов, а в отношении себя. Вдруг возник в голове вопрос: кто он сам–то, чего он достиг? Ему открылось, что чем бы он ни занимался, ни одно дело не доводилось до конца, ни в чем он не достигал совершенства и профессионализма, ничто не приобретало черт серьезных занятий, везде он оставался дилетантом. Как бы он ни погружался в искусство, быть искусствоведом его не привлекало. Занятию музыкой, а он выучился играть на виолончели, препятствовал недостаток одаренности. Но и сбросить с себя чары искусства, находясь в Италии, он был не в состоянии. Пришло решение покинуть ее и вновь вернуться к тому делу, в котором ему сулился успех, к природоведению. Он выбирает для себя ботанику и физиологию растений и тот университет, где эти предметы были поставлены неплохо — Женевский университет. Через пару дней скорый поезд доставляет его в Женеву, и он приступает к университетским занятиям в лаборатории Карла Фогта. Стоял май 1879 г.
Выбор этого города удовлетворял нескольким важным для Чемберлена требованиям. Близость Италии позволяла посещать ее для удовлетворения художественных потребностей. Сильны в Женеве были и флюиды французской культуры. В ней обычен был французский язык и сам дух этой страны, столь близкий сердцу молодого человека. Но главным было то, что преподавание велось на немецком языке, совершенствование в котором для него оставалось важнейшим делом, и вообще присутствие Германии ощущалось во всем: в быту, в культуре, разговорах. Да и соображения здоровья играли не последнюю роль.
Естествознание в Женевском университете было поставлено хорошо, и он давал надежные знания. Студенчество представляло разноликую в национальном смысле массу. Особую неприязнь в нем вызывали русские с их шаржированным нигилизмом и беспокойной жизнью.[79] Политические вопросы, кажется, не затрагивали ум Чемберлена.
Учеба пошла хорошо. Профессура в целом отвечала ожиданиям студента.
Он дает весьма подробную характеристику некоторым своим преподавателям, тем более адресат обращения Я. Икскюль, что называется, «был в теме», являясь биологом. Да и сами по себе некоторые из них, такие как Карл Фогт, достойны были особого внимания.
Карл Фогт (1817–1895) имел общеевропейскую известность. Крупный физиолог, он обладал сверх того довольно большой широтой познаний в естествознании. У него Чемберлен слушал зоологию, сравнительную анатомию и даже геологию. Это был незаурядный лектор, наделенный исключительной памятью. За ним закрепилась известность «вульгарного материалиста», т. е. сторонника объяснения явлений психики и духа законами функционирования природных тел, физиологически. Борьба с ним и этим философским направлением составила, в частности, важный аспект создаваемого в эти годы Марксом и Энгельсом диалектического материализма. Впрочем, Фогт был довольно типичным выразителем духа «века естествознания», и ничем особенным его философские воззрения не были отмечены.[80] В то же время он позволял себе погружаться в общественную жизнь, в перипетии политической борьбы. Как раз он явился ярым противником германизма. Он выступал против объединения и возвышения Германии под верховенством Пруссии и питал ненависть к Гогенцоллернам, а равно к политике и личности Отто Бисмарка. Но не испытывал приязни и к демократам, особенно к социалистическому движению, развивал идеи какого–то не очень определенного аристократического строя.
79
Характеристика студенческой жизни русской эмигрантской молодежи, относящаяся к этому городу и почти что к этому же времени, превосходно изложена в воспоминаниях Н. О. Лосского.
80
У Чемберлена содержится пассаж, весьма рельефно рисующий характер мышления интеллектуалов того времени. Некто Мюллер Арговенсис (Müller Argovensis), ведший курс систематики, человек строго профессионального мышления, как–то заметил на восклицание студента, увидевшего необычное растение: «Ах, как оно прекрасно!» «Господин Чемберлен, наука не знает понятия красоты. Растение бывает либо широко распространенным, либо редким; нормальным или патологичным; обычным либо специфически интересным; прекрасных растений, однако, мы, натуралисты, не знаем».