Следует упомянуть среди профессоров и весьма известного в прошлом Альфонса Декандоля, оставившего заметный след, кроме ботаники, и в науковедении. Он обладал прекрасным гербарием, который охотно предоставлял, как и личную библиотеку, в распоряжение студентов.
Все же своим истинным учителем (не в духовно–нравственном смысле) Чемберлен предпочел бы иметь Марка Тюри (Marc Thury), державшего курс анатомии и физиологии растений. Но, увы, при всей удивительной широте своих познаний и интересов, он не был ботаником.
А широта эта была, если верить Чемберлену, удивительна, включая в себя, кроме массы направлений чистой науки, прикладные уменья, социальные проблемы, теологию и спиритизм. И при всем этом математику он считал своим главным делом. Однако обремененный большой семьей (13 детей), он оказался совершенно непрактичным человеком. Он не извлек выгод из своих многочисленных изобретений, в том числе улучшивших часовую промышленность Швейцарии, а добывал средства к существованию, давая бесчисленные уроки и занятия в гимназиях и школах. Десятки патентов, которыми он обладал, почему–то не кормили его.
Чемберлен являл собой тип усердного студента. Его работа над книгами и занятия достигали, по его свидетельству, до 13 часов в сутки. Сказывалась школа немецкой педантичности, привитой учителем Кунтце. И тем не менее он оставался человеком, способным на неожиданные решения в самый, казалось бы, неподходящий для них момент. Впрочем, это обычное дело: решительные меры обычно принимаются, когда они либо преждевременны, либо давно запоздали, и никогда вовремя. Так, за пару недель до осенних экзаменов в 1881 г. он, бросив подготовку к ним, поехал в Париж, где открылся 1–й Международный электрический конгресс, при котором впервые была устроена грандиозная выставка применения электричества в быту. Впервые же демонстрировался трамвай, лампочки накаливания украшали павильоны, звучал первый граммофон. У всех на устах было имя изобретателя Эдисона. К этому времени Чемберлен был уже бакалавром физических наук. Успехи его были столь заметны, что он получил приглашение к написанию докторской диссертации. Но усиленные занятия сказались на нервной системе, и потребовался перерыв в них и лечение.
Тем не менее голова продолжала работать, и внимание Чемберлена привлек вопрос о природе так называемого корневого давления, в силу которого, считалось, вода и древесные соки поднимаются снизу вверх до листьев, где происходит их испарение. Проблему сформулировал еще в XVIII в. англичанин Гейлс (Hales), признаваемый основателем физиологии растений. Интерес к теме подкрепляется тем, что для исполнения работы не было нужды в особой лаборатории. Для установки нехитрых приборов можно было использовать собственную квартиру. Он приступил к опытам, которые длились несколько лет, и только к 1884 г. у него появились первые определенные суждения по этому предмету. Их развитие составило текст докторской диссертации, которую, хотя он и опубликовал, никогда не защищал. Но проявленное усердие привело к тому, что в этот же год он пережил нервный срыв.
Какой бы интенсивной ни была научная работа, она не могла целиком поглотить потребности развивающегося мышления и духа. Именно в это время в нем возникает потребность в философии, которую удовлетворяет изучение Канта и желание глубже проникнуть в природу музыки. Последнее побудило стремление изучить теорию гармонии и контрапункта. Конечно, дополнительная нагрузка ускорила появление нервной болезни. Наука была оставлена, и к физиологическим опытам он уже более не возвращался. Тем не менее спустя много лет, в середине 90–х, когда им уже были изданы книги о Вагнере, множество вызвавших споры статей, наконец, когда он уже погрузился в работу над своим opus vitae — книгой о духовных основаниях культуры и жизни XIX столетия, Чемберлен, по совету Юлиуса Визнера, крупнейшего ботаника того времени, собрал журналы наблюдений, несколько обработав их, дополнил литературой и издал в 1897 г. в виде самостоятельного сочинения. Нам трудно судить о его научном значении. Публикация преследовала цель получить степень доктора «in absentia», т. е. без сдачи экзаменов и прочих формальностей. Но когда она вышла, правила изменились, а на сдачу экзаменов Чемберлен не счел нужным тратить время и силы, будучи погруженным в рассмотрение культур–исторических вопросов. Ему пришлось довольствоваться только той высокой оценкой, которую Ю. Визнер, в то время уже ставший ректором Венского университета, дал его исследованию по физиологии растений. Сочувствие этого выдающегося ученого стоило докторского диплома.[81]