Знаменем вагнерианства было не столько реальное художественное и интеллектуальное наследие композитора, сколько сам его образ. В 90–е годы еще только создавались его канонические очертания, и «афера Прэгера» показала, как шатки еще были его основания. Предстояла большая работа. Те, кто за нее брался до Чемберлена, оказывались не на высоте требований. В первую очередь имеется в виду Карл–Фридрих Глазенапп. Именно он взялся за сотворение исчерпывающей биографии маэстро. От результатов его труда ожидали многого. Исследователь проявил необходимое усердие, умение собирать мельчайшие факты, дотошность в изыскании, но ему не хватало все же в данном случае главного — литературного таланта, способности найти ведущую идею и ей подчинить весь замысел труда. Он растянулся на 6 томов и в самом полном виде был издан в 1894–1911 гг. Когда появился первый том «Жизни Рихарда Вагнера» стало ясно, что с этим академическим по духу изданием связывать особых ожиданий не следует. Требовалось что–то иное, даже прямо противоположное глазенапповской установке на циклопизм.
Правда, существовала рукопись автобиографии самого Вагнера. В ней он сам положил начало реинтерпретации своей фактической жизни. Но и здесь находили только зародыши той работы по очищению образа создателя учения о «преображении», которую еще предстояло завершить. Автобиография вышла только в 1911 г., пройдя ревнивую цензуру Козимы Вагнер, в результате чего оригинал был сильно сокращен. После смерти Вагнера постепенно стали появляться публикации его писем. Контроль за этим процессом также был установлен «хозяйкой Ванфрида». Он был весьма жесток. Так, ее отношения с будущим вторым мужем в итоге представлялись через переписку в самом возвышенном и благонравном свете; переписка Вагнера с другими особами женского пола, в сущности, уничтожалась после того, как эти письма попадали в ее руки, как и письма людей, с которыми у Вагнера складывались подчас острые и нелицеприятные отношения. В итоге вагнероведение потеряло переписку композитора с Ницше, П. Корнелиусом, Матильдой Везендонк. Но все это были лишь полумеры отрицательного свойства.[134] Нужна была положительная работа, и ее–то и начал осуществлять почувствовавший доверие к себе Чемберлен.
Собственно, предварительная работа уже была проведена.
Итак, для исполнения творческого жизнеописания Вагнера, долженствующего изобразить его как творца новой национальной идеологии, символом преобразующих устремлений германского духа, Чемберлен обладал целым рядом преимуществ, которых начисто были лишены другие возможные кандидаты на эту работу. Недоставало быть погруженным в мир музыки и оперных образов Вагнера, даже быть знакомым с его художественно–философскими идеями, недостаточно было знать до мелочей все перипетии его жизни и обстоятельства создания его великих опер. Возможно, что находились многие, кто подобно Глазенаппу превосходили в этом отношении Чемберлена. Наконец, можно было найти и более экзальтированных поборников его культур–философских утопий, в своем рвении доводивших до неприличной откровенности расовые предубеждения Вагнера, каким был и как это делал Вольцоген.
134
Ничего особенного в этой технике «освоения» наследия великих людей нет. Ближайший пример точно такой же манипуляции представляет деятельность в «Архиве Ницше» в Веймаре его сестры Э. Фёрстер–Ницше, — факт, хорошо известный всякому мало–мальски знакомому с творчеством Ф. Ницше.