Впрочем, до этого он предпринял опыт восстановить истинные речения Христа и их первоначальное значение, как они были представлены в самой ранней традиции, восходящей к первым евангелистам, в частности к Матфею. Последнему приписан особый сборник этих речений под названием «Логии» («Logia»). Из них, по мысли Чемберлена, выступает более ясно образ совершенного всепонимающего человека: perfectus homo. Все речения Чемберлен классифицирует по тематике, проясняющей смысл христианского учения в максимально наглядной и понятной форме, так что их чтение помогает яснее представить характер и личность Христа без обращения к изнурительным христологическим штудиям.[175] Здесь заключено критическое отношение Чемберлена к традиционной теологии, затемнившей реальный образ основателя христианства и его учения.
На этих беглых замечаниях о христологии Чемберлена можно было бы и закрыть тему. Но следует сделать еще несколько замечаний. При всем увлечении чемберленовским историко–культурным дееписанием Вильгельм II отнесся к этой части его учения настороженно.[176] Здесь Чемберлен не был настолько интересен и убедителен, чтобы можно было положиться на предложенную им интерпретацию христианства. Еще более остро отреагировал на это учение не кто иной, как Гитлер. Сохранились записи его бесед, в которых он признал словесные хитросплетения Чемберлена не больше, чем мошенничеством и подлогом.
Еще одно замечание касается такой проблемы, как «немецкий Христос». Это малоисследованная, но любопытная история судеб христианства в фашистской Германии. Начало ей положил именно Чемберлен. В те годы в Германии нашелся круг лиц, задавшихся целью приспособить христианство к нацистским идеалам, убеждавших, что между обоими этими течениями противоречия и антагонизма нет. Разумеется, при надлежащем, т. е. «истинном», понимании сути христианства. На этой почве родилось представление о персонально–немецком христианстве. Пересмотру подвергалось и само Св. Писание. Было введено понятие «немецко–народного Завета» («deutsche Volkstestament»), а само Евангелие переведено «на язык наших дней», т. е. в духе нацизма и верности принципу фюрерства. С немецким народом связали миссию особого посланничества как выразителя заветов Христа в Новое время.
Для исполнения этих перспективных замыслов были созданы надлежащие научные учреждения, в частности институт, призванный очистить христианство от влияния и примесей еврейства. Был и институт изучения еврейского влияния на немецкую церковную жизнь. Мы не располагаем надлежащими сведениями, чтобы раскрыть эту историю и то, чем она закончилась. Но сам факт работы поставить христианство на службу режиму не вызывает сомнений.
Новые общественные связи, ангажированность Чемберлена в политический курс вильгельмовской Германии, понимание германизма как реальной духовной силы, требующей не только развития с учетом новых обстоятельств, но и защиты его от нападок со стороны либералов, социал–демократов и сионизма накладывали на него новые обязательства, исполнение которых он стал считать своим долгом. Это означало вовлечься в политическую борьбу на стороне своих покровителей. Для Чемберлена это могло значить только одно — стать политическим публицистом. И он поставил свое перо на службу своей новой родине, пока еще духовной. Первые его статьи были направлены на разоблачение сионизма, еврейского заговора и защиту от позорящих обвинений деятелей вильгельмовского режима (см. о М. Хардте).191 Но мир сползал к войне, и Чемберлен в личных письмах и в эссе, писанных накануне войны, поддерживал воинственный дух императора. Исследователь политики и личности Вильгельма II Джайлз Макдоно полагал, что Чемберлен повлиял на его решимость начать войну.[177]
Когда же она вспыхнула, он разразился серией пропагандистских статей, многие из которых были включены в цикл «Очерки о войне». Тематика их была самой широкой. Он доказывал, что виновниками войны являются подвергнувшиеся влиянию еврейства Англия и Франция. Цели же Германии — борьба за высшие идеалы культуры, за утверждение в Европе порядка, отвечающего целям арийства. По мере затягивания войны, перед лицом военных неудач и роста внутреннего недовольства, сменившего энтузиазм первого года успехов, характер его статей стал меняться. Во всех неудачах он стал обвинять продажных политиков, прессу, подрывающих веру народа в победу, сеющих панику и разложение нации. Если в первые месяцы войны он мог позволить себе восхищение мужеством евреев, влившихся в ряды «защитников Германии», то в ее конце он заговорил снова о вредоносной роли еврейского капитала, подрывающего мощь империи, и еврейском заговоре. И он был убежден, что только в этом причины ее поражения.[178] Свои суждения на сей счет он развернуто изложил в обширном предисловии к первому послевоенному изданию «Оснований». Статьи издавались весьма большими тиражами, и по сообщению Козимы Вагнер, гордившейся этим вкладом своего зятя в будущую победу, получили высокую оценку видных политиков и военных, а также широкое распространение.
175
люции и переизданных ныне вновь его небольших работах на русском языке. См. также:
176
Впрочем он и не отверг эту интерпретацию генеалогии, добавив, что и Авраам — не еврей, отчего все происхождение Христа уже и подавно не было бы еврейским.
Тем более, что один из сановников, князь Ф. Эйленбург, ставший предметом нападок журнала «Das Zukunft», был близок Чемберлену. Именно он свел его с кайзером, с которым обсуждал и семейные дела Чемберлена, в том числе женитьбу на дочери Вагнера.
178
Так, он писал об изменнической роли рейхстага, принявшего так называемую «резолюции мира», представившего противникам Германии ее внутреннюю слабость. И это в то время, когда, по мнению Чемберлена, летом 1917 г. в Британии под впечатлением неограниченной подводной войны германского флота, готовились к переговорам о мире. И если бы не преступное самоограничение этой подводной войны, немцы во всяком случае получили бы достойные условия мира. Он также уверял: «Катастрофа, подобная тотальному крушению Германской империи, была бы вообще невозможна без содействия прессы. Только Германия среди всех воюющих наций имела антинациональную прессу; начав преследовать все настоящее и лучшее в жизни Германии. Она использовала все возможности, чтобы обесславить их как в глазах собственного народа, так и врагов» (