Но начало войны принесло и неожиданности, до глубины души огорчившие Чемберлена. Он убедился, что для немецкого обывателя он так и остался «просто англичанином», а война с Англией сделала его не только личностью подозрительной, но и вовсе нежелательной. Красочное описание случившегося мы получили от самого Чемберлена.
То, чему он не придавал значения, а именно натурализоваться и принять немецкое подданство, вдруг обернулось проблемой, которая могла разрешиться в его интернировании. Он наивно полагал, что достаточно служить немецкой идее, чтобы тем самым упразднить все юридические проблемы с натурализацией как не стоящие внимания: «Я считал вполне достойным и соответствующим правде просто оставаться тем, что я есть, и себя, несмотря на мою страстную любовь ко всему немецкому, в чем я вижу надежную гарантию достичь высшей культуры человечества, не подвергать искусственной подделке под немца».194 В письме обер–бургомистру Байройта он высказывал возмущение тем, что к нему фактически приставлена стража, что ему запрещено пользоваться его обсерваторией как подданному вражеской страны, более того, подозреваемому в шпионаже. Вот его характерные строки: «Свыше тридцати лет своей жизни я направлял все свои мысли и стремления на постижение того, что составляет сущность немецкости и позже на его изложение и прославление. Все мои книги образуют евангелие того высшего, что произвела немецкая сущность. Все они являются книгами борьбы за эту сущность и против не–немецкого и антинемецкого». «Если я в этот момент священного бедствия изменяю Германии, то этим я уничтожаю весь труд моей жизни...»195 В дело вмешался сам Вильгельм II, и Чемберлен получил немецкое подданство. В 1916 г. за свою деятельность на поприще служения новой родине он был награжден Железным крестом. Но трагический исход войны сделал эти отличия ничтожными. Тот путь осмысления причин поражения, которым шел Чемберлен, был обычным для многих потрясенных поборников идеи германского величия. Измена и нож в спину героической армии, вонзенный трусливыми политиканами в Берлине и их пособниками из стана сионистов. С этим убеждением он и жил все последующие оставшиеся ему годы жизни.
Они уже не могли быть столь плодотворными, как прежние. Он был стар, немощен, недуги прогрессировали. Слабело зрение, вследствие чего он почти ослеп, распространялась атрофия мышц, приковывавшая его к постели. Он еще успевает издать интеллектуальную автобиографию, которая положена нами в основание его жизнеописания, итоговый труд по «христологии», кое–какие мелочи. Вполне реальной стала угроза забвения: обездоленных немцев занимали иные проблемы нежели судьбы германизма. Слабым утешением послужило и присвоение ему почетного гражданства города Байройта (1922). Но луч надежды все же коснулся угасающего интеллектуала. Он пришел из той стороны, где стали скапливаться социальные силы, мыслившие возродить Германию на принципах, очень близких тем, которые выражал прежде Чемберлен. Среди массы всевозможных «фронтовых братств», союзов соратников по войне, националистических, промонархических и иных обществ, которыми кишела Веймарская республика в первые годы своего существования, почти слепец, полузабытый интеллектуал смог разглядеть то движение и того человека, с которым оказалась вскоре связанной судьба Германии. Это были нацисты и их вождь Адольф Гитлер. Чемберлен сохранял личную привязанность к свергнутому кайзеру, ненавидел новоучрежденную республику и ее лидеров, но понимал, что восстановление монархии бесперспективно. Вагнеровский путь возрождения через искусство и музыку как никогда представился нелепым. Страна нуждалась в «железной метле», говорил Чемберлен. И держал ее в руках глава нового движения. Он старается сблизиться с его деятелями, в конце концов вступает в саму партию.
30 сентября 1923 г. Гитлер посещает Байройт, но не с целью поклонения Вагнеру. Город был выбран местом проведения сборища фашистов под названием «День Германии», проходившим по всей Баварии. После митингов и речей Гитлер выразил желание посетить Чемберлена. Неделю спустя он отправил письмо Гитлеру. Оно содержало впечатления, которые он вынес от встречи и беседы с новоявленным фюрером, и исполнено было в обычной патетической манере. «Вы не являетесь, — писал Чемберлен, — фанатиком... Ибо фанатик разгорячивает головы, вы же согреваете сердце. Фанатик стремится уговаривать, вы же хотите убеждать, только убеждать... Вы обладаете силой достигать то, что ставите перед собой, но я воспринимаю вас, вопреки вашей силе воли, не как человека силы. Вы знаете гётевское различие между силой и силой! Есть сила, которая исходит из хаоса и к хаосу приводит, и есть сила, сущностью которой является создать порядок (космос)».[179] Считается, что Гитлер гордился полученным письмом от столь знаменитого человека. Полагают также, что оно и некоторые другие жесты в поддержку нацистского движения, сделанные Чемберленом, сильно содействовали его успеху.