В двух различных личностях — апостоле Павле и Блаженном Августине — противоречивость христианства проявляется очень по-разному. У апостола Павла все позитивно, все утверждающе, у него нет завершенной, устоявшейся «теологии».66 Будучи современником Иисуса Христа, от Его присутствия он пламенеет верой. Пока он был против Христа, в стремлении истребить последнего из Его последователей он не знал покоя. Когда он узнал Христа как Спасителя, жизнь его была посвящена распространению «благой вести» по всему миру. Времени на нерешительность и метания у него не было. Если он должен участвовать в диспуте, то он привлекает несколько тезисов, видных издалека, если он должен возражать, то ему достаточно нескольких ударов, и затем опять возгорается любовь. И он говорит со всеми, «все равно с кем», — с иудеем одним образом, с эллином иначе, с кельтом еще по-другому, — «дабы больше приобрести».67 Видно, насколько глубоко проникают слова именно этого апостола в глубины человеческого сердца, в них нет и следа кропотливого конструирования, мудрствования, все, что он говорит, пережито и льется свободно из сердца, — буквально ощущаешь, как перо не успевает за мыслью: «Братия, я не почитаю себя достигшим; а только забывая заднее и простираясь вперед, стремлюсь к цели» (Послание к Филип- пийцам 3, 13). Здесь противоречие на противоречии. Что путаться, если многие веруют в Христа Спасителя? Совсем другое дело Августин. Юность его не была ограждена прочной национальной религией, как у Павла, — он всего лишь атом среди атомов в безбрежном море все растворяющего хаоса народов. Куда он ни ступит, — кругом песок или трясина, ни один героический образ, как у Павла, не возникает на его горизонте подобно солнцу, и бедняга должен черпать идею своего морального пробуждения из скучного сочинения адвоката Цицерона, познание значения христианства — из проповедей достойного Амвросия. Вся его жизнь — мучительная борьба: сначала против себя и с собой, пока он не преодолел различные фазы неверия и после опробования нескольких ученых мнений принял мнение Амвросия, затем против того, во что он сам прежде верил, и против многих христиан, которые думали иначе, чем он, потому как во времена апостола Павла живое воспоминание о личности Христа пронизывало всю религию, как сейчас магия догмата. Павел достоин похвалы в том, что он боролся не как те, кто сотрясает кулаками воздух. Августин же в такой битве провел добрую часть своей жизни. Поэтому противоречие, которое постоянно стремится скрыться от собственных глаз и глаз других людей, намного глубже, оно разрывает внутреннюю сущность, постоянно подсыпает мякину в зерно и приводит (с намерением основать прочную ортодоксальность) к такому непоследовательному, шаткому, рыхлому, суеверному, во многих пунктах просто варварскому построению, что мы должны, наверное, благодарить блаженного Августина более, чем кого-либо, если однажды все христианство эпохи хаоса рухнет.
Познакомимся с этими двумя мужами повнимательнее. Сначала попытаемся получить основные идеи об апостоле Павле, благодаря чему можем надеяться прояснить основу дальнейшего развития.
Апостол Павел
Был ли Павел чистокровным иудеем остается, несмотря на все уверения, весьма сомнительным — двойственность натуры этого замечательного человека может частично объясняться его кровью. Доказательств нет. Мы знаем только одно, что он родился не в Иудее или Финикии, но вне семитского круга, в Киликии, а именно в дорической колонии, совершенно эллинском городе Тарсе. Если вспомнить, с какой небрежностью иудеи того времени (вне Иудеи) относились к смешанным бракам,68 с одновременным ведением диаспорой, в которой родился Павел, активной пропаганды по привлечению в иудейскую веру, особенно среди женщин,69 то вполне возможно предположить, что отец Павла был иудеем из колена Вениаминова (как это утверждается в Послании к Римлянам 11, 1 и в Послании к Филиппийцам 3,5), а мать приняла иудейскую веру, сама будучи эллинского происхождения.