542 См. с. 766 (оригинала.— Пргшеч. пер.).
543 «Vorträge zum Entwurf einer Einleitung in die vergleichende Anatomie». II («Доклады к проекту введения в сравнительную анатомию»).
544 С. 686, 765 (оригинала.— Примеч. пер.).
545 «Über die ästhetische Erziehung des Menschen». Bf. 9 («Об эстетическом воспитании человека», письмо 9).
546 цто Декарт, который все умственные явления животной жизни «объясняет принципами физики» (см. «Principiaphilosophiae». Т. 2, § 64 с привлечением первого параграфа), приписывает человеку из религиозных соображений, кроме того «душу», должно значить для его мировоззрения тем меньше, что он постулирует полное отделение от тела и души, так что между ними нет никакой связи, поэтому человека можно объяснить механически, как любое другое чувственное явление. Было бы очень желательно, чтобы нас, наконец, оставили в покое с этим скучным, вечным cogito ergo sum. Не психологический анализ составляет величие Декарта. Напротив, он с великолепной нескромностью гения и для отпугивания всех мелких логических оборванцев, отодвинув в сторону сомнения и деликатность и так пробив себе путь к великому принципу, что любое объяснение природы должно быть обязательно механическим, чтобы быть понятным для человеческого мозга (по крайней мере, мозга homo europaeus). Более подробно см. доклад «Декарт» в моей книге «Immanuel Kant».
547 Такое теневое существование Фома Аквинский действительно приписывает животным: «Неразумные животные обладают полученным от божественного разума инстинктом, с помощью которого они имеют внутренние и внешние похожие на разумные побуждения». Понятно, какая пропасть разделяет этот автоматизм Фомы Аквинского от автоматов Декарта, потому что Фома стремится, подобно своим нынешним последователям — иезуиту Васману и всему католическому учению о природе — сделать из животных машины, чтобы сохранить семитскую ошибочную мысль о природе, созданной для человека. Декарт же придерживается мнения, что всякое событие должно объясняться как механический процесс, феномен жизни животного и человека не меньше, чем жизнь Солнца.
548 «Essay concerning human Understanding». Book 4, ch. 3, § 23.
549 «Meditations metaphysiques», 6 (первое предложение во втором абзаце, второе — в последнем).
550 Кн. 4, гл. 3, § 26 и гл. 19, § 4. В этом теологическом бегстве первых разработчиков нового германского мировоззрения, очевидно, находится зародыш более поздних догматических гипотез Шеллинга и Гегеля об идентичности мышления и бытия. Что для тех первопроходцев было простой передышкой в пути и одновременно спасением от преследований со стороны фанатичных попов, стало теперь главой угла нового абсолютизма.
551 «Metaphysische Anfangsgründe der Naturwissenschaft» («Метафизические начала естествознания»), последний абзац.
552 Descartes. Frei nach «Traite du monde ou de la lumiere». Ch 1.
553 См. особенно 6. «Meditation» и в «Les passions de Päme». § 4, 17 ит. д.
554 «Kritik der reinen Vernunft» («Критика чистого разума») («О конечном намерении естественной диалектики человеческого разума»).
555 «Essay» («Эссе»), книга 2, гл. 27, § 27, но особенно кн. 4, гл. 3, § 6.
556 Эту научно-философскую мысль (как ее воспринимают Кант и другие, см. выше с. 114 (оригинала. — Примеч. пер.) нельзя идентифицировать с мечтаниями Шеллинга о «духе» и «материи», потому что мышление есть определенный факт опыта, который знаком нам только в сопровождении таких же определенных, чувственно воспринимаемых, органических механизмов. Дух же понятие настолько неопределенное, что с ним можно произвести любой фокус-покус. Когда Гёте пишет 24 марта 1828 года канцлеру фон Мюллеру (очевидно, под влиянием Шеллинга): «Материя никогда не может существовать без духа, дух без материи», то вместе с дядюшкой Тоби ему можно на это ответить: «That's more than I know, Sir!» («Это больше, чем я знаю, сэр!»).
557 «Cogitative Ё incogitative». Buch 4, Kap. 10, § 9.
558 Кн. 4, гл. 10, § 10.