Три основных направления
Так же мало, как я пытался во второй главе написать историю права, я дерзаю сделать наброски истории религии. Если мне удастся пробудить живое и одновременно внутренне правильное представление о сущности унаследованной нами борьбы, — борьбы различных религиозных идеалов за господство, — то я достиг своей цели. Действительно главным является понимание, что историческое христианство — противоречивая натура с самого начала — взрастило борьбу в груди отдельного человека. Образами двух великих людей, апостола Павла и Блаженного Августина, я попытался, пусть кратко, это проследить. Здесь даны основные элементы внешней борьбы, в частности борьбы в Церкви. «Правильное основание — сердце человека», — говорит Лютер. Поэтому я приближаюсь к концу и из огромного количества фактов, относящихся к «борьбе в религии», выберу несколько особенно наглядных. Ограничусь необходимым дополнением к уже сказанному таким образом, что, надеюсь, мы получим обзор вплоть до начала XIII века, где начинается внешняя борьба, внутренняя же несколько уляжется: отныне противостоят отдельные, разобщенные взгляды, принципы, силы — прежде всего, отдельные расы, которые, однако, сами с собой находятся в относительном согласии и знают, чего хотят.
Если рассматривать тему в самых общих чертах, борьба в Церкви в первом тысячелетии состояла вначале из борьбы между Востоком и Западом, впоследствии между Югом и Севером. Эти понятия не следует понимать чисто географически: «Восток» был последней вспышкой эллинского духа и эллинского образования, «Север» был начинающимся пробуждением германской души. Определенного места, определенного центра для этих сил не было: германцем мог быть итальянский монах, греком — африканский пресвитер. Им обоим противостоял Рим. Его руки доставали до самого дальнего Востока и до самого отдаленного Севера. Понятие «Рим» тоже нельзя рассматривать чисто географически. Но здесь существовал незыблемый центр, древний священный Рим. Специфического римского образования, в противовес эллинскому, не существовало, все образование в Риме было и оставалось эллинским. Еще меньше можно говорить о какой–то исключительно индивидуальной римской душе, сравнимой с германской, так как древнеримский народ исчез с лица земли и Рим был административным центром безнациональной толпы. Говоря о «Риме», мы говорим о хаосе народов. Несмотря на это, Рим оказался не слабейшим среди борющихся, но сильнейшим. Полностью победы не было одержано ни на Востоке, ни на Севере. Еще более зримо, чем тысячу лет назад, и сегодня все еще существует противостояние трех больших направлений. Но греческая церковь схизмы в отношении ее религиозного идеала является в значительной степени рим- ско-католической, не дочерью великого Оригена, не гностиков. Реформация Севера отбросила специфически римское только частично и, кроме того, так поздно родила Мартина Лютера, что значительные части Европы, которые могли уже несколькими столетиями раньше принадлежать к ней, так как «Север» простирался вплоть до сердца Испании, до ворот Рима, безнадежно романизированные, были для нее потеряны.
Одного взгляда на эти три направления, по которым шло развитие христианства, достаточно, чтобы наглядно представить природу борьбы, которая досталась нам в наследство.
«Восток»
Пленительный ранний расцвет христианства был эллинским. Стефан, первый мученик, был греком, апостол Павел, который так энергично призывает «освободиться от иудейских басен и бабьих сказок»98 — был пропитан греческим мышлением, который, очевидно, был самим собой, только когда обращался к людям с эллинским образованием. Однако вскоре к серьезности Сократа и глубине взглядов Платона присоединилась подлинно эллинская тяга к абстракции. Это эллинское направление ума создало основу христианской догматики, и не только основу, но во всех вещах, которые я выше назвал внешней мифологией — учение о Троице, об отношении Сына к Отцу, Логоса к становлению человека и т. д. — всю догму. Неоплатонизм и то, что можно было бы назвать неоаристотелиз- мом, находились в то время в полном расцвете. Все люди с эллинским образованием, независимо от национальности, занимались псевдометафизическими спекуляциями. Апостол Павел весьма осторожен в применении философских аргументов, он их использует только как оружие для убеждения, для опровержения. Евангелист же Иоанн соединяет жизнь Иисуса Христа и мифическую метафизику позднего эллинизма. С этого момента в течение двух веков история христианского мышления и формирования христианской веры исключительно греческие.