Л. не сводила с меня глаз.
– Несчастный случай, – снова заговорила она, особенно выделив эти слова, чтобы дать понять, что не она первая их сказала, – причина повреждений, порой необратимых, не так ли?
Я допила водку, которую она несколько раз подливала мне в рюмку. Я не была пьяна, наоборот, мне казалось, что я достигла того уровня сознания, в каком редко бывала. Было очень поздно, вечеринка внезапно закончилась, все разошлись. Мы были одни в кухне, где еще минуту назад было полно народу. Прежде чем ответить ей, я улыбнулась.
– Да, именно так. Успех книги – это несчастный случай, в котором нельзя не пострадать, однако жаловаться было бы недостойно. В этом я уверена.
Мы взяли одно такси, Л. настояла, ей несложно меня подбросить, это ей по пути, даже не придется делать крюк.
В машине мы молчали. Я ощущала, как мной овладевает усталость, давит на затылок, постепенно сковывает все члены.
Водитель остановился перед моим домом.
Л. погладила меня по щеке.
Я часто вспоминала этот ее жест, в нем были симпатия, нежность, возможно, желание.
А может, и ничего. Потому что, по правде говоря, я ничего об Л. не знаю и никогда ничего не знала.
Я вышла из машины, поднялась по лестнице и, не раздеваясь, рухнула в постель.
Я смутно помню последующие дни. Разумеется, у меня оставались какие-то обязательства: встречи в книжных магазинах, медиатеках, выступления в школах. Я попыталась сократить поездки по провинциям до одной в неделю, чтобы быть со своими детьми, и предполагала завершить все к концу мая. Наступает момент, когда требуется тишина, чтобы вновь взяться за работу, вернуться к привычному ритму жизни. Я одновременно желала этого и страшилась, но я положилась на судьбу и отказывалась от всех приглашений после назначенного мною самой срока.
Как-то в пятницу вечером, возвратившись домой после двухдневного отсутствия (меня в Женеве принимал кружок любителей чтения), я обнаружила в почтовом ящике среди счетов какое-то письмо. В нижней части конверта была наклейка с напечатанными на ней моим именем и адресом.
Поэтому я решила, что это рекламная рассылка, и едва не выбросила его, даже не заглянув внутрь. Однако одна деталь привлекла мое внимание. На наклейке крупно значился номер моей квартиры – чего никогда не бывало ни на одном официальном почтовом отправлении. Я и сама долгое время не ведала о его существовании. На самом деле его можно было обнаружить на бронзовой табличке, прибитой к стене в общем коридоре, слева, примерно в метре от каждой входной двери, рядом со старыми табличками почтового ведомства. Мне потребовалось много лет, прежде чем я заметила ее. Номер моей квартиры – восемь, у моих соседей – пять, подобное отсутствие логики, на мой взгляд, лишь усиливало эффект таинственности.
Заинтригованная, я распечатала конверт и развернула листок формата А4 с напечатанным на машинке текстом. У кого в наше время еще есть пишущая машинка, подумала я, прежде чем приступить к чтению.
Ниже я целиком привожу текст, синтаксис и лексика которого, похоже, выбраны таким образом, чтобы я не могла определить пол его автора.
Дельфина!
Ты, конечно, думаешь, что отделалась. Ты думаешь, что можешь вот так выпутаться, потому что твоя книга – это, так сказать, роман и ты изменила кое-какие имена. Ты думаешь, что сможешь и дальше жить своей маленькой жалкой жизнью.
Слишком поздно. Ты посеяла ненависть и пожнешь, что положено. Лицемеры, что окружают тебя, сделали вид, что простили тебя. Но они не забыли, можешь мне поверить, они в ярости, они ждут своего часа и, когда придет время, не промахнутся. Мне это прекрасно известно. Ты заложила бомбу, тебе и подсчитывать ущерб. Никто за тебя этого не сделает.
Не делай поспешных выводов относительно моих намерений. Я не желаю тебе зла. Наоборот, я желаю тебе самого наилучшего. Я желаю тебе блистательного успеха, обеспеченного на 75 %, потому что полагаю, что ты левачка, как все богемные мещане вроде тебя, и будешь голосовать за Франсуа Олланда.
Ты продала свою мать и здорово заработала.