— Истинно так, господин, — подтвердил Годрик. — Врага тоже можно подпалить, да еще как, — если послать заклятие прямо ему в лицо. Огонь получается не шибко большой, но противника ослепляет и внушает ему страх — а пока он мешкает, тут ему мечом и голову с плеч. В поединках такое заклинание — самое то; частенько оно мне пригождалось.
Селвин подался вперед.
— Если я отдам моего сына тебе в ученики, ты сможешь обучить его этим огненным чарам?
— Смогу, отчего же не смочь, — ответил Годрик, немного смутившись — у странствующего рыцаря еще никогда не было оруженосца, и ему льстило, что такой высокородный лорд пожелал отдать ему в обучение своего единственного сына. — Дело-то немудреное, если у парнишки есть голова на плечах. Я и другие полезные в бою заклинания знаю. Да что там чары — так, баловство; я твоего сына могу обучить кое-чему получше: владению копьем, мечом и щитом, верховой езде, плаванию, охоте… Эта наука, скажу я тебе, куда труднее, чем махание палочкой.
Лорд Селвин, удовлетворенный ответом Годрика, откинулся на спинку кресла.
— Значит, решено, — произнес он властно. — Сэр рыцарь, поручаю тебе заботу о моем единственном сыне. Как только будут сделаны все приготовления, он отправится в этот Хогвартс вместе с вами. О плате за учение мы еще столкуемся. Да, вот еще что: долго ли ему пребывать в вашей школе?
Элазар хотел было ответить: «Три года», — но посмотрел на блюдо с мясом, от одного вида которого у него засосало под ложечкой, бросил взгляд на кубок с вином, подумал об обещанной плате за учение… и быстро сказал:
— Семь лет, мой господин.
========== Глава 11. Гнев Господень ==========
Реувен и ее спутники вслед за лордом Селвином поднялись на крепостную стену над воротами замка. Уже полностью рассвело. Стоял ясный погожий день; здесь, наверху, было еще по-утреннему свежо, гулял ветер — Реувен даже пришлось придерживать летящее с головы покрывало. Солнце слепило глаза. Приблизившись к зубцам стены и посмотрев вниз, Реувен увидела у ворот кучку людей, одетых как монахи, — они кричали что-то и потрясали кулаками, обращаясь к замковой страже.
— Ваши знакомцы? — спросил лорд Селвин, разглядывая незваных гостей.
— Боюсь, что так, — ответил Элазар. — Эти безумцы, должно быть, преследовали нас от самого Лондона. Ноэл из Лонгботтома — их предводитель.
Селвин презрительно хмыкнул: он не жаловал святош.
— Об этом Ноэле я наслышан, — сказал он. — Серв, вообразивший себя избранником Господа. Что ему здесь нужно? — лорд Этельберт оперся о стену и прокричал Ноэлу: — Эй, проповедник! Что тебе нужно в моем замке?
Ноэл задрал голову, прищурив свои белые глаза и пытаясь разглядеть людей на стене: ярко светило солнце, и Ноэл видел только темные силуэты на фоне голубого неба.
— Они! — он указал на Элазара и Реувен. Те против собственной воли отпрянули, ошеломленные тем, как быстро и безошибочно Ноэл из Лонгботтома узнал их — даже по силуэтам. Ноэл повторил: — Мне нужны они! Темные маги, нечестивцы, согрешившие против Всевышнего! Выдай их мне, лорд, дабы я осудил и казнил их как подобает.
Взгляд лорда Селвина, прежде насмешливый, сделался жестким.
— Только я, Этельберт Селвин из благородного дома Селвинов, лорд здешних мест, обладаю правом творить суд на этой земле! — ответил он. — Никто — и уж тем более не ты, низкорожденный оборванец, — не смеет мне указывать.
Реувен перевела дух. Едва она увидела Ноэла из Лонгботтома у замковых стен, как ее охватил ужас: ей казалось, что лорд Селвин, пусть даже и благосклонный к магам, но всё-таки маггл, выдаст их Ноэлу на расправу — до того могущественным и неотвратимым, словно Божий гнев, запомнился ей Ноэл из Лонгботтома. Прежде она не знала его в лицо, но его образ, сотканный из рассказов испуганного Бени и изумленного Годрика, из страшных и горестных картин разрушения квартала волшебников, всё еще являвшихся Реувен в кошмарных снах, из воспоминаний о зачумленном городе и сожженной ведьме, — неизменно преследовал ее, с каждым днем обрастая всё новыми и новыми чертами. И вот теперь Реувен смотрела со стены на того самого Ноэла из Лонгботтома, чудовище, способное одним взмахом палочки разоружить чистокровных магов и превратить в руины целый квартал, и не могла поверить, что этот ничем не примечательный человек в рясе бенедиктинца — тот, чей мрачный призрак нависал над ними все эти дни.
— Опомнись, лорд Селвин! — выкрикнул Ноэл. — Укрывая в своем доме посланников Дьявола, ты восстаешь против Бога! И Его кара не заставит себя ждать. Гнев Господень падет на тебя и на твою землю!
— Не тебе, проповедник, грозить мне Божьим гневом, — отозвался лорд Селвин. — Я на своей земле, а ты — на моей! Я в своем праве! И один только я — не ты — могу решать, кого мне судить и миловать.
Ноэл из Лонгботтома выхватил палочку. Воздев ее в руке, как истинный крест, он направил ее на лорда Этельберта:
— Остерегайся, Селвин! Идти против меня — значит идти против Господа! Ибо я — избранник Его, Его глас и Его карающая десница!
С этими словами Ноэл взмахнул палочкой — и Реувен инстинктивно схватилась за стену, ожидая, что в следующий же миг произойдет нечто ужасное: такой решимостью и безумием сверкали бесцветные глаза Ноэла… Но ничего не случилось. Чары, едва вылетев из кончика волшебной палочки, натолкнулись на невидимый барьер и рассеялись в воздухе.
Лорд Селвин издал хриплый смешок.
— Так ты еще не понял, юродивый? Тебе не одолеть меня, как ты одолел прочих. Защитные чары моей жены, уже отправившейся на небеса, сильнее тебя живого!
Ноэл покачнулся — Реувен подумалось, что от накатившей ярости.
— Я вижу, Сатана крепко стоит за своих верных слуг, — проговорил он, побледнев пуще прежнего. — Но со мною Бог! Он не попустит, чтобы колдовство твоей сарацинской ведьмы преградило путь Его правосудию. Я еще пробью этот дьявольский щит — и сделаю это очень скоро! А пока сиди, лорд-богоотступник, в осажденном замке — ты еще не знаешь, что твой замок станет твоею могилой!
Селвин не удостоил его ответом. Повернув голову к Элазару и остальным, он успокоил их:
— Не тревожьтесь, чародеи. Этому смерду вовек не превозмочь невидимую стену моей жены.
Элазар покосился на Ноэла и его фениксианцев — те уже принялись обстреливать заклинаниями магический купол над замком и селением в надежде его разрушить.
— Искусство твоей достойной супруги, лорд Селвин, воистину не знает себе равных, — учтиво сказал Элазар — и на этот раз не покривил душой. — А твое великодушие пробуждает в наших сердцах глубокую признательность. О лорд Селвин, мы благодарны тебе за твою защиту.
Из-за широкого плеча Годрика показалась вихрастая голова.
— Так-то оно так, да не так, — сказал Крауч со своей обычной шутовской ужимкой. — Лорду — кланяемся до земли, — Крауч и в самом деле поклонился, коснувшись рукой своих драных башмаков, — его супружнице — слава в небесных высях; но проповедник, проповедник-то — разве он отступится? Спорю на свой колпак, этот смердящий козел со своими козлятами будет сидеть под стенами твоего замка до скончания века, — (здесь следует заметить, что колпака у Крауча не было и в помине).
— Нет, — вдруг произнесла Реувен. — Нет, не будет.
Всё это время она с удивлением и с каким-то странным любопытством естествоиспытателя рассматривала Ноэла. Тот был совсем не похож на служителей Церкви: ширококостный, крепко сбитый, с большими огрубевшими руками и одутловатым низколобым лицом, на котором застыло не то угрюмое, не то упрямое выражение, Ноэл из Лонгботтома казался бы обыкновенным крестьянином, если бы не нацепил на себя монашескую рясу. И оттого Реувен еще больше удивляло, отчего такого крепкого, сильного человека шатает как былинку — Ноэл, похоже, едва держался на ногах. Пытаясь сохранить равновесие, он опирался на плечо одного из своих фениксианцев, который тоже выглядел не слишком здоровым. Недоумевая, Реувен напрягла зрение, всматриваясь в лицо Ноэла — и, когда он, угрожая Селвину, задрал голову, Реувен увидела у него на лбу, под волосами, и у самого уха скопища уродливых багровых вздутий. Реувен ахнула.