— Хорошо, Элазар, — проговорила Реувен, как будто всё это время вела с ним безмолвный спор. — Что тебе нужно? — она опустилась на скамью напротив него, и Элазар наконец смог рассмотреть Реувен как следует.
Когда после долгой разлуки мужчина встречает ту, которую знал еще девочкой, принято говорить, что она расцвела, как прекрасный цветок, — но Реувен, пусть и повзрослела, осталась такой же некрасивой. Она была уже немолодой женщиной, слишком высокой и слишком худой, с жесткими завитками черных волос и болезненно-бледной кожей; на лице, скуластом, с широкими бровями и темным пушком над верхней губой, читалось упрямство. «Она так и не вышла замуж», — догадался Элазар и улыбнулся, не зная в точности, что он испытывает — радость или злорадство.
— Я пришел, чтобы поблагодарить твоего отца, — неторопливо начал он, с насмешливым любопытством разглядывая Реувен. — Если бы не он, не его мудрость и терпение, я не добился бы того, чего добился в своей жизни. Всем, чего я достиг, я обязан моему доброму учителю Абигдору.
Реувен поджала губы.
— Всем, чего ты достиг, — она опять бросила неприязненный взгляд на его распятие, — ты обязан тому, что выкрестился и втерся в доверие к старому лорду, обворожив его своими глупыми фокусами, способными произвести впечатление лишь на недалеких магглов.
Элазар изобразил добродушную улыбку.
— Узнаю мою колючку-Реувен, — ласково протянул он, чем окончательно ее разозлил. — Увы, кое в чем ты права, не спорю. Простецы ценят фокусы, а не истинную высокую магию. Что ж, если они хотят платить за разноцветные вспышки, чревовещание и иллюзии — пусть платят. А наши тайны останутся нашими.
Реувен нетерпеливо дернула плечом. Он опять увертывался, опять ускользал, как змейка, оставляющая за собой лишь исчезающий след на воде.
— Ты прекрасно знаешь, что мой отец считает иначе, — возразила Реувен. — Он верит, что благо магии принадлежит всем без различия — будь то чистокровный маг или магглорожденный. «Тайны порождают лишь страх, а страх — ненависть», — так он говорит.
В лице Элазара промелькнула брезгливость — лишь на краткое мгновение, но Реувен это заметила.
— Верно, так он говорил, — ответил он уклончиво. — Учитель Абигдор мечтал основать такой бейт-мидраш, в котором таинства магии стали бы доступны как чистокровным, так и магглорожденным… Именно поэтому я и пришел поведать ему о Хогвартсе.
Элазар опять хитрил, и Реувен видела это так ясно, как видела его самого.
— Хогвартс? Что это?
Элазар помолчал, будто бы в раздумье, а потом покачал головой.
— Нет, Реувен. Я хотел бы открыть тебе, но… Нет. Я расскажу о Хогвартсе учителю Абигдору — и никому больше. Лишь ему я могу доверять.
— Доверять? — Реувен слишком сильно опешила, чтобы возмутиться. — Ты имеешь в виду, что не можешь довериться мне?! Забавно услышать это от тебя!
Элазар глубоко вздохнул.
— Прости, если обидел тебя, Реувен. Я просто… боюсь, — он опустил голову. — Я сбежал от своего господина. Покинул замок и бросил службу без его разрешения. Если он отыщет меня, моя участь будет незавидной. Вот почему я хочу сохранить Хогвартс в тайне — иначе я бы подверг опасности и тебя.
Глаза Реувен, и без того большие, немного навыкате, расширились.
— Ты по собственной воле оставил место придворного мага?! Это совсем на тебя не похоже, — Реувен вдруг осеклась и уперла в Элазара проницательный взгляд. — Ты спасал свою шкуру, — догадалась она. — Старого лорда тебе удавалось дурачить — что ты пообещал ему, философский камень? — но новый лорд тебя не жалует. Ему надоело ждать, когда ты начнешь, наконец, превращать свинец в золото. Должно быть, он пригрозил тебе расправой, и ты решил сбежать, пока не поздно, — потому что ты, в отличие от глупцов-магглов, прекрасно знаешь, что нет такого средства, что было бы способно превратить несовершенный металл в золото.
— То, что ты, многомудрая Реувен, не смогла создать философский камень, еще не значит, что создать его невозможно, — парировал Элазар, раздраженный ее догадливостью. — Впрочем, боюсь, мой новый господин разделяет твое неверие, — признал он с неохотой.
Реувен ощутила горькое удовлетворение: хоть в чем-то она не ошиблась.
— Так, значит, в этом всё дело? Ты просто ищешь у нас убежище?
— Нет, моя Реувен, я не солгал тебе, — сказал Элазар. — Я пришел к вам, чтобы рассказать о Хогвартсе. Ты опять мне не веришь? — «Как я могу верить тебе, Эли?» — подумала Реувен, но промолчала. Элазар продолжал, взяв доверительный тон: — Хогвартс — это древний замок, стоящий на земле, называемой Аргайл. Это край волшебников, Реувен. Там маги живут среди немагов свободно. Там не преследуют колдунов и ведьм, им не нужны стены и охранные грамоты от епископов, чтобы защитить себя. Напротив, немаги их почитают, как мы почитаем наших цадиков. Макмилланы — лендлорды, многие поколения правящие Аргайлом, — чистокровные волшебники. Они пригласили нас к себе — меня и всех, кого я сочту достойными отправиться со мною. Мы могли бы поселиться в этом замке, Хогвартсе: я и ты, моя суровая Реувен, и, конечно же, твой отец, который сделает Хогвартс своим бейт-мидрашем.
Реувен слушала Элазара с недоверием.
— Если в этом твоем… Аргайле магам живется так привольно, как ты говоришь, зачем тамошним господам звать к себе чужаков? Зачем им понадобились еще маги?
Элазар отвел глаза — они у него немного косили, отчего Реувен всегда казалось, будто Элазар что-то скрывает.
— Их маги не столь искусны, как мы, — ответил он. — Насколько я понял из рассказов посланца Макмилланов, они практикуют низкую магию: врачуют скот, предсказывают погоду, вызывают дождь… Им неведомы ни тайны высокой магии, ни законы магии боевой; они не знают даже волшебных палочек и коротких заклинаний. Когда я услышал обо всем этом, то сразу же подумал об учителе Абигдоре — подумал, что там, в Аргайле, он нашел бы не только надежное убежище, но и благодарных учеников.
Реувен не покидало ощущение, что Элазар по своему обыкновению сплетает завесу слов, скрывая за ними правду.
— Но почему именно мы? Почему я и мой отец? — спросила она уже почти беспомощно.
— Учитель Абигдор — самый уважаемый маг в квартале волшебников. С его поддержкой я смогу убедить других последовать за мною — или, по меньшей мере, оказать нам посильную помощь. Кроме того, — Элазар сделал проникновенную паузу (ему всегда удавались необычайно проникновенные паузы), — я знаю, мой неожиданный уход опечалил учителя Абигдора, и я всё еще надеюсь загладить свою вину перед ним и тобой, моя маленькая Рива.
— Не называй меня так, — поморщившись, перебила его Реувен. — Посильную помощь, — задумчиво повторила она. — Даже я никогда не слышала об этом Аргайле — верно, путь до него неблизкий, и тебе нужны немалые деньги. Ты рассчитываешь, что авторитет моего отца поможет тебе взять ссуду у Гринготтов? Напрасно, — сказала Реувен прежде, чем Элазар попытался ей возразить. — Мой отец уже обращался к Гринготтам — и они отказали. Все в квартале волшебников почитают моего отца, даже гоблины, — но, похоже, их почтение не измеряется золотом.
Элазар искусно скрыл разочарование.
— Я верю, что вместе мы преодолеем все трудности, — проговорил он убежденно, положив горячую, влажную ладонь на руку Реувен. — Вот увидишь, Хогвартс станет величайшей школой чародейства и волшебства в истории магии.
— С трудом верится, — буркнула Реувен, убирая его руку со своей.
========== Глава 2. В доме собрания ==========
Они все пришли в бейт-кнесет, дом собрания, — почтенные маги квартала волшебников: длиннобородые, темноглазые, в просторных мантиях, в широкополых островерхих шляпах, с тяжелыми волшебными посохами в узловатых руках, одетые так, словно им претило какое-либо, пусть даже ничтожное, сходство с немагами. Эти люди без родины, чужаки и изгнанники в любой земле, казалось, не тяготились, а напротив лелеяли свою непохожесть на народы, их окружающие. Из поколения в поколение блюдя чистоту крови, ревностно охраняя тайны магического искусства, они извечно противопоставляли себя всему миру, истово веря, что колдовская сила, дарованная им, возвышает их над остальными. Маги говорили «мы» — и имели в виду не самих себя, не свои семьи и даже не свой квартал, а некое невидимое, объединенное общими тайнами и общей неприязнью к магглам целое, рассеянное по всему Востоку и Западу. Маги говорили «они» — и за простым этим словом вставал враждебный немагический мир, в котором маги жили из века в век, но не желали признавать себя его частью. Магглами пренебрежительно называли они не наделенный волшебной силой люд, погибелью называли крещение и висельником — Христа, будто даже произнесение имени Спасителя могло осквернить уста мага. И подобно тому, как немаги страшились и прозревали скрытую угрозу в магах, маги таили неприязнь к немагам.