Поэтому получается такое противоречие. С одной стороны, религия выступает как часть культурной деятельности человека, с другой стороны, религия выступает как знание, которое объемлет собой все остальные знания. И мне показалось, что в этом как раз и состоит смысл и задача основного богословия — показать единство истины. Показать, что действительно религия объемлет собою все виды знания, в том числе и богословие. Мы вполне можем поставить в список и богословие, как конкретное учение — нравственное богословие, догматическое богословие, литургическое богословие. Богословие как наука. Это вполне можно понимать именно как некоторое знание, которое подчиняется законам научного систематического построения.
Такое разделение, такая ситуация, когда религия ставится на одну доску с другими областями человеческого знания, возникает, по моему убеждению, из-за исходной, для нас с вами падшей природы. В первоначальном своем виде до грехопадения человек воспринимал мир целостно, и такого разделения на различные вероучения не могло существовать. Учение о религии, учение о Боге, которое воспринимается как некая резервация, как некоторый этнографический заповедник, наряду с другими областями человеческого знания, возникает именно в силу поврежденного человеческого разума — того, чего в принципе быть не должно. Но, увы, не в силах человек отменить эту поврежденность человеческого разума. Отменил ее лишь наш Спаситель Господь Иисус Христос, победив смерть на Кресте. Но это вопрос, не относящийся к научному познанию. Мы не боги, хотя и сказано, что мы образ и подобие Божие и несем в себе возможность обожения. В этом и состоит задача человека. Но, увы, природа наша несет на себе печать первородного греха. И это тот факт, говоря христианским языком, тот догмат, в непогрешимость и истинность которого вы обязаны верить.
И это положение действительно подтверждается той самой дисгармонией, той картиной, которую я вам предложил. Ведь действительно неразумно осознавать истинность религии, ставя ее через запятую с другими областями. Это просто нелогично. Если ставить религию наряду с другими областями, то только как культурное этнографическое наследие. Хотя, как правильно сказал в одной из своих статей о. Андрей Кураев: «О наследии можно говорить лишь тогда, когда речь идет о покойнике. Человек умер и оставил завещание. Мы себя покойниками не считаем, поэтому никому мы наследие свое еще не заповедали».
Так вот как раз задача основного богословия состоит в том, чтобы восстановить истинную картину — отсутствие противоречий между различными областями человеческого знания; показать, что все эти области человеческого знания входят в одну большую картину, которая называется религией. Это тот идеал, к которому должна стремиться христианская религия, это тот идеал, к которому стремится основное богословие. Вот конкретные апологетические задачи.
Те задачи, которые я перечислил в первой лекции, показывают, что наука с ее убежденностью в существовании законов мира, не противоречит чудесам, описанным в Писании. Сейчас показывают, что учение о сотворении мира не противоречит истинности геологии и биологии и т. д. Есть конкретные апологетические задачи, которые вписываются в общую картину основного богословия. Поэтому понятен и тот термин основного богословия — показывает основу, основу всего и вся: всех остальных наук, в том числе и богословия, которое может рассматриваться как некоторая наука в ряду других наук; показывает его культурные и сверхъестественные основы. Вот, надеюсь, я ясно донес до вас ту задачу, которая стоит перед специалистом и преподавателем по основному богословию. Но главное, на чем мы основываемся всегда, — на учении об одной и единой истине. Можно говорить в лучшем случае, используя схоластический язык, об учении о двойственной истине. Не о двух истинах, а о двойственной истине. Это учение, которое разделялось Галилео Галилеем, Михаилом Васильевичем Ломоносовым. Его основной принцип заключается в том, что есть различные пути к истине: есть путь естественнонаучный, есть путь религиозный. Нельзя с физическим инструментарием идти в храм Божий. И, наоборот, бессмысленно заниматься физическим экспериментированием, используя тот же метод, который мы используем в литургии. Всему свое место. Есть разные пути к одной истине, но истина одна. К этому мы можем добавить, что может быть не два пути, а много путей. Есть путь философский, есть путь искусства и т. д. Но как понимать это раздвоение истины, ее размножение на, казалось бы, противоречащие друг другу истины? Если можно употребить такую геометрическую метафору, то, скорее всего, надо говорить не о различных истинах, а о проекциях единой истины, которая превосходит человеческий разум. Нашим поврежденным первородным грехом разумом, который раздробился на различные осколки, мы воспринимаем ее как некую проекцию. Поэтому нам кажется, что ее проекции противоречат друг другу. Но если истина превосходит разум, это не значит, что истина противоречит разуму. О различии этих двух терминов — превосхождении разума и противоречии, превосходстве и противоречии говорил еще Лейбниц.