— Насрать мне на то, что она думает. Ты знаешь пословицу по поводу того, как можно судить о человеке по его друзьям, Ники?
— Я в это не верю, — сказал Ник.
— Да? Почему?
— Ведь ты мой друг, Гас, — усмехнулся Ник.
— Прими-ка лучше это на веру, дружище, потому что я хочу открыть тебе глаза на всю глупость твоих поступков.
— Да? И как ты собираешься это сделать?
— Считай, что ты, Ник-Бедолага-Карран заслужил бесплатный билет в обе стороны на увлекательную поездку к месту небывалого преступления.
Ника словно ударило током.
— Господи боже. Кто на этот раз, Гас?
— Я испугал тебя, а, сынок? Успокойся, это старая история. Она произошла несколько лет назад. Но я думаю, она злободневна. Тебе интересно это, Ники? «Злободневна».
— Так где же произошло это небывалое злободневное преступление?
— В экзотическом Клоувердейле, сынок. Поэтому залезай-ка в свою хлипкую дерьмовенькую машину и гони по распрекрасной дороге 101 в Клоувердейл. Я буду ждать тебя у полицейского управления в два часа.
Гас фыркнул и бросил трубку.
Глава семнадцатая
Если Клоувердейл и не был самым унылым и самым тихим городом в Северной Калифорнии, то он несомненно принадлежал к десятку других подобных мест. Он находился в округе Сонома и служил последним крупным центром на границе с округом Мендоцино. В отличие от других городов Сономы — Гейсервилла, Хелдсбурга и самой Сономы, ничего привлекательного и достопримечательного в Клоувердейле не было. Округ Сонома славился виноделием. Поэтому многие его города и поселки, изобилующие хорошими ресторанами и богатыми магазинами, имели вполне европейский вид. Но в Клоувердейле не занимались виноградарством. Основные доходы поступали от производства молочных продуктов: единственной отличительной особенностью этого города было то, что главная его улица проходила прямо по автостраде 101, уродливой артерии, соединявшей север и юг. Здесь то и дело попадались стоянки для грузовых автомобилей, закусочные, мотели, к которым вели зеленые подъездные аллеи. Словом, Клоувердейл казался совсем неподходящим местом для убийства. Особенно для такого необычного убийства, какие раскопал Гас.
Ник уже приближался к окраинам города, когда вспомнил, что он недавно что-то слышал о нем. Это было в ночь опасного поединка с Рокси, которая сидела за рулем «лотуса». Полицейский из «Внутренних дел», устанавливая ее личность, назвал ее… Роксаной Харди. Голос Салливана звучал у Ника в ушах: «Роксана Харди». Последнее место жительства — какая-то занюханная дыра в Клоувердейле. Ничего существенного в прошлом, никаких столкновений с законом. Это внезапное непредвиденное путешествие в верхнюю часть округа Сонома имело какое-то отношение к Рокси.
Ник нашел Гаса возле здания полиции на главной улице города. Он стоял, облокотившись о помятое крыло большого, старого «кадиллака» и ел жирную фаджиту, купленную в одном из придорожных ларьков в красивой нижней части Клоувердейла.
— Рад, что ты приехал, сынок.
Гас Моран скомкал сальную бумагу, в которую было завернуто кушанье, и выбросил ее. Он не был противником поддержания Америки в чистоте и порядке. Просто он понял, что для провинциального Клоувердейла время было уже позднее.
— В чем дело, Гас? Я хотел сказать, в чем дело, если только не в Рокси?
Гас ткнул пальцем в Ника.
— Какой сообразительный парень мой напарничек. Догадался, пока ехал сюда в одиночестве, да?
— Я все понимаю, кроме одного — зачем мы здесь торчим?
— Что ж, позволь мне сделать предположение, сынок. Держу пари, что ты провел прошлую ночь, трахая Кэтрин Трэмелл? Я прав? Так вот, когда ты трахал эту паскудину, я вернулся в управление, потрахался с нашим паршивым компьютером и кое-что выяснил. Я не хотел делиться с тобой своими открытиями, а потом подумал: да черт с ними. Сделаю ему напоследок прощальный подарок.
— Прощальный подарок? А куда это я ухожу?
— Это решится сразу после того, как твоя свихнутая бабенка проткнет тебе горло палочкой для льда. В рай, в ад — кто знает. Мне остается только догадываться.
— Ты сегодня с самого утра так и сыпешь шуточками, Гас.
— Да, за это меня и любят женщины, за чувство юмора. — Он стал подниматься по ступенькам здания полиции. — А теперь пошли, Ник, нельзя столько времени испытывать терпение симпатичного полицейского.
Оказалось, что их ждала женщина-полицейский, сержант по имени Жанетта Кашман, возглавлявшая отдел по борьбе с преступностью среди подростков в Клоувердейле, состоявший из трех человек. Дело Роксаны Харди разбиралось до ее прихода сюда, но она все о нем знала.
— Это было самое жестокое преступление, которое когда-либо совершалось в юном возрасте, — сказала она, — во всяком случае, в нашем городе. До этого вся подростковая преступность сводилась здесь к довольно безобидным шалостям, проделкам на спор — ребята могли прокатиться с ветерком на украденной машине, взломать кондитерский автомат или придумать что-нибудь еще в этом роде. Так было после пятидесятых годов.
Ник и Гас понимающе кивнули. В своем детстве они тоже отдали дань подобным шуточкам.
— После трагедии в семье Харди и был организован мой отдел. Когда Роксана Харди убила своих братишек, все были уверены» что Клоувердейл вот-вот захлестнет волна преступности. Так мы и возникли. Но больше подобных происшествий наш город не знал. По крайней мере, пока. В основном мы разбираем драки среди подростков.
— Вы не покажете нам досье, сержант? — попросил Ник.
Кашман ждала этого вопроса. Она пододвинула к ним папку с бумагами.
— Пожалуйста. Но вы не имеете права делать выписки без разрешения начальства.
— Не беспокойтесь, — сказал Ник.
Первое, что он увидел в серовато-коричневой папке, была черно-белая фотография двух маленьких мальчиков, сделанная в саду вскоре после убийства: казалось, они лежали в какой-то грязной луже. На самом деле, это была не грязь, а кровь; фотограф, снимавший малышей, особенно четко и ясно постарался запечатлеть глубокие зияющие раны на их тонких шейках.
Ник видел в своей жизни немало мертвых тел и на местах преступления, и на блестящих, глянцевых, беспощадных фотографиях вроде этой. Но в этом снимке было нечто особенно отталкивающее, Ника даже чуть затошнило. Поражала жестокость ребенка, убившего таких же детей в мирном пригородном садике. Жертвам было приблизительно семь и девять лет. В папке лежал и снимок Рокси, но он был сделан не фотографом из полиции. Его вынули из семейного альбома. Со снимка смотрела девочка с косичками и пластинками на зубах, она улыбалась в объектив чьего-то старого «кодака».
— Сколько же ей было лет, когда она сделала это? — спросил он Кашман.
— Четырнадцать. Я же сказала, это было самое жестокое преступление среди малолетних. Ей следовало бы повременить с убийством четыре года, если она хотела, чтобы ее судили как взрослую.
Ник был озадачен.
— Но Салливан сказал, что ничего существенного в прошлом и никаких столкновений с законом у нее не было.
— Ее ни разу не арестовывали. Никогда не судили. Ее послали в специальный приют. Наподобие Атаскадеро, только поменьше, специально для детей.
В Атаскадеро размещался приют штата Калифорния для психически неполноценных преступников.
— Я раскопал это не в файле правонарушителей, — объяснил Гас. — Мне пришлось пораскинуть мозгами. Я посмотрел файл служб здравоохранения и прав человека, пытаясь найти имя Роксаны Харди среди подопечных штата.
— Как это ты догадался, Гас?
— Как? Да она вела себя, как типичная психопатка, вот так я и догадался, сынок. Я подумал, что она всплывет где-нибудь в сообщениях о выкрутасах этих придурков. Ерунда, мне просто нечем было заняться вчера вечером, — сказал Гас, пожав плечами. — У нее был повод? — спросил Ник, и тут же понял всю глупость своего вопроса. Повод, как правило, бывает у взрослого преступника, но ведь речь шла о ребенке. Он мог действовать непредсказуемо.