Ник никоим образом не показывал, что слышит их разговор. Он до сих пор пребывал в изумлении… И более того, им завладело облегчение от того, что Кэтрин Трамелл была невиновна в этих преступлениях.
— Была ли она знакома с Джонни Бозом?
Андруз кивнул.
— Ага. Психоаналитик Джонни Боза сообщил, что представлял их друг другу у себя дома около года назад на рождественской вечеринке. Он в красках рассказал об этом.
Уокер похлопал Ника Каррана по плечу.
— Никогда нельзя быть полностью уверенным в людях… Не так ли? Иногда тот, кого, кажется, ты хорошо знаешь, выворачивается наизнанку и оказывается совсем другим…
Это было не единственное похлопывание по спине Ника в тот вечер. Толкотту пришлось всё-таки проглотить свою спесь и пожать ему руку.
— Мои поздравления, Карран, — выдавил он сквозь крепко сжатые зубы.
Глава двадцать первая
Несмотря на бывшее у Толкотта огромное желание провести пресс-конференцию по полной программе только на следующее утро, новость об удачном окончании расследования убийств всё-таки вырвалась на свободу. Её передали в полночном выпуске теленовостей, то есть тогда, когда это сообщение могли слышать лишь страдавшие бессонницей, ночные совы, любители новостей… и ещё Кэтрин Трамелл.
Она дожидалась возвращения Ника под дверью его квартиры до тех самых пор, пока он, наконец, не появился. На ней не было никакой косметики, и она выглядела помолодевшей, свежей, ранимой и обеспокоенной.
Ник уставился на неё ничего не выражающим взглядом.
— Я не могу позволить себе, — произнесла она. — Я не могу позволить себе тревожиться о тебе. Я не могу позволить себе тревожиться… Я не могу… не могу…
Ник приблизился к ней, обнял и прижал к себе.
В её глазах были слёзы.
— Я не хочу делать это. Пожалуйста. Я не хочу это делать… Я теряю всех… Я не хочу потерять тебя… Я не хочу…
Он прижал её к себе ещё крепче и провёл в свою квартиру, затем в спальню. Он нежно снял с неё одежду, осторожно уложил на кровать и, согнувшись над ней, принялся целовать её лицо, груди. Её руки обвили его шею и потянули к себе, предлагая ему своё обнажённое тело.
Потом он уже лежал на ней, занимаясь с ней любовью, нежно, осторожно, мягко двигался внутри неё. Слабый луч света поймал слёзы, бывшие на её глазах, и они засверкали.
Они кончили одновременно; по их телам пробежали мягкие волны наслаждения, вызванные зыбью сексуального блаженства, которое только что поддерживало их в эти тихие, тёмные минуты ночи.
Чуть позже они лежали рядом друг с другом на кровати. Взгляд Ника был сфокусирован на потолке, к которому медленно поднимался дымок от сигареты.
Кэтрин, свернувшись клубочком, лежала неподалёку; её лицо было спрятано от его глаз.
— Что мы теперь будем делать, Ник?
После некоторой паузы он ответил:
— Мы будем трахаться, как крысы. Мы будем воспитывать своих крысят. И будем жить долго и счастливо.
— Ненавижу крысят, — призналась она.
— Мы будем трахаться, как крысы. Мы забудем про крысят. Мы будем жить долго и счастливо.
Кэтрин соскользнула на край постели. Её волосы теперь падали вниз, её руки, свисая, касались пола. Неожиданно её лицо потеряло своё выражение. Она повернулась и тотчас повстречалась с ним взглядом.
— Я люблю тебя, — прошептала она и страстно, настойчиво поцеловала его.
Она повернула его на спину и села на него верхом; её груди были высоки и упруги. Она наклонилась и поцеловала его; её волосы загородили их лица, как золотистая занавеска. Её поцелуи были глубоки, влажны и горячи. Ник перевернул Кэтрин на спину и вошёл в неё одним спокойным, сильным движением.
Ник думал только об этих моментах наслаждения; его тело нуждалось в них. И за своим счастьем он не замечал ничего. Ему было абсолютно неизвестно о тонком ноже для колки льда со стальной ручкой, спрятанном под его кроватью.