Блинчики были замечательными. Солнце поднималось всё выше, через открытую дверь с натянутой на ней москитной сеткой просачивался слабый ветерок. На ступеньки рядом с дверью опустилась какая-то птичка, поводила головой – и снова взлетела в небо. Егор проводил её взглядом.
- А ещё, - сказал Егор, - я убью всех тварей земных.
- Не говори с набитым ртом, - сказала мама. – Вначале прожуй.
Егор прожевал.
- Я убью всех тварей земных, - повторил он. – Кроме собак.
Мама посмотрела на него.
- Милый, ты же знаешь – собак ты тоже сожжёшь в пламени своей ненависти.
- Не хочу жечь собак, - пробурчал Егор. – В фильме у мальчика ротвейлеры были. Почему мне нельзя ротвейлера?
- Потому что у твоей сестры аллергия, - мама положила чашку в раковину и включила воду. – Ни кошек, ни собак – ничего, что бегает по дому и шерсть везде разбрасывает.
- Тогда и папа пусть не приходит, - вырвалось у Егора.
Мама обернулась к нему. На сковороде шипели блинчики.
- Такие шутки в этом доме неуместны, юноша. Твой отец столько тебе дал – и хоть бы капля благодарности в ответ.
По крыше мягко застучали мёртвые птицы. Егор возил куском блинчика по сгущёнке.
- Прекрати это, - сказала мама. – Игорь и так всё утро их убирал.
- Я хочу собаку. Как Хатико.
- Я же сказала – нет. Твоя сестра…
Егор отодвинул от себя тарелку.
– Я и её сожгу в пламени моей ненависти. И мне за это ничего не будет.
- Твоя сестра, юноша, сейчас изучает йогу, чтобы быть тебе хорошей женой, а ты только о себе и можешь думать.
- Не хочу я на ней жениться. У нас в классе никто на сёстрах не женится.
- И сжигать мир тоже из них никто не собирается. Хочешь быть как все в твоём классе? Тогда мне нужно было пить во время беременности.
Егор молчал. В москитную сетку врезался воробей и упал вниз окровавленным комочком перьев.
- С сегодняшнего дня, - сказала мама, - вы с сестрой опять будете спать в одной постели.
- Тебе надо, ты и спи! – Егор, схватил тарелку и бросил её в телевизор. Сгущёнка забрызгала лицо диктора, который не обратил на это никакого внимания и продолжал говорить про какой-то бессмысленный съезд в Германии. – Я лучше с собакой в одной постели спать буду!
- Егор! – разозлилась мама.
- Я и тебя сожгу в огне своей ненависти! И сестру, и… и даже папу! Я и его не боюсь ни капли!
- Ты для этого слишком слаб, - мама подняла тарелку и поставила её на стол. – Для того чтобы всё это сделать…
- Я не буду спать с сестрой! – Егор поднялся и пошёл к двери. – У неё ноги всегда ледяные, и она не моргает вообще! А ещё, когда я сплю, она на меня пялится!
- Егор, сядь на место! Я для кого блинчики делала?
- Я сожгу блинчики в огне моей ненависти! Я сожгу блинчики, евреев, жуков, атомные бомбы, Токио, бобовые, продавцов-консультантов, тушканчиков, ДНК, залежи плутония, свалки, сгущёнку и вообще всё, что захочу!
Егор выбежал на улицу, пнул ногой дохлую птицу и, засунув руки в карманы, зашагал к воротам. Старик прочёсывал граблями газон. Когда Егор проходил мимо него, он почтительно склонился. Егор не обратил на это внимание, и, открыв дверь, вышел на улицу.
Было жарко. Из-за соседских ворот долетал запах костра. Под ногами приятно хрустел гравий – хоть мама и говорила, что давно нужно положить в посёлке асфальт, Егор был с ней не согласен. Гравий был прикольнее. И им можно было кидаться.
На дорогу выехал чёрный внедорожник и стал, не спеша, двигаться в его сторону. Рядом с мальчиком он затормозил, окно со стороны водителя опустилось.
- Здравствуйте, дядя Виталик! – поздоровался Егор.
- Привет! Мама дома? – спросил дядя Виталик. Справа от него, протянув руки к кондиционеру, сидела Лерка.
- Ага.
- А строители приезжали уже?
- Какие строители?
- Ну, на дорогу… не знаешь? Дорогу ремонтировать, где тракторы разбили.
- Не, не знаю.
- А, ну ладно тогда, - дядя Виталик стал было закрывать окно, но Лерка вдруг открыла дверь, отстегнула ремень и спрыгнула на землю.
- Я на колонку, - сказала она. – Туда и обратно.
- А, ну ладно… - дядя Виталик посмотрел на дочь, затем – на Егора. – Только волосы не мочите, иначе заболеете ещё.
- А с чего вы взяли, что я на колонку пойду? Я, может, и не пойду на колонку. – Егор посмотрел на небо, нашёл взглядом летящую птицу. – Мне, может, и не жарко. – Птица вдруг стала беспорядочно бить крыльями и терять высоту. – Я, может…
Лерка ударила его кулаком в плечо.
- А ну прекрати! – зашипела она.
Егор хмыкнул, развернулся и направился туда, куда шёл. Сзади загудел стеклоподъёмник, и вновь зашелестел под колёсами гравий. Лерка догнала Егора и пристроилась рядом.
- Опять ты ночью геноцид птичий устраивал?
- А тебе-то что – Егор принципиально на неё не смотрел. – Ты же птиц не любишь.
- Мертвых птиц я ещё больше не люблю. Прекращай.
Некоторое время они шли молча.
- У меня послезавтра день рождения, - сказал Егор, как бы между прочим.
- И что?
- Да ничего. Мне няня знаешь, чего вчера сказала? Сказала, что ради моего двенадцатилетия она повесится у нас в сарае.
- Да ну? А ты чего?
- Чего… рассказал маме, и она её уволила. Сказала «ишь чего выдумала». Мы – интеллигентная семья. Нам слухи не нужны.
- Ясно, - сказала Лерка. – А я вчера ноготь на пальце сбила.
- Правда?
- Ага.
- Покажи!
Они остановились на дороге, и Лерка, вытащив левую ногу из шлёпка, показала ему свой посиневший мизинец. Потом засунула ногу обратно в шлёпок. Синий мизинец всё еще было видно.
- Круто, - похвалил Егор. – Это ты обо что?
- Об ступеньку. Кровь даже была.
- Круто.
Они дошли до колонки, пару минут подождали, пока не уйдут какие-то взрослые парни с мокрыми волосами и обгоревшими спинами, и затем, тихонько ступая и оглядываясь, приблизились к железному рычагу.
- Никого? – шёпотом спросила Лерка.
- Никого, - подтвердил Егор.
Он обхватил вспотевшими ладонями ручку и опустил её вниз. В глубине что-то забулькало. По спине Егора побежал холодок – он каждый раз не был уверен, что всё сработает так, как надо.
Колонка захрипела, закашлялась, и на землю толстой струёй полилась густая красная жидкость.
- Кру-уто! – Лерка, замерев, смотрела на это чудо. – Так она человечья, или нет?
- Не знаю… откуда я знаю? Может, это тварей земных…
Лерка протянула руку и сунула палец под струю, но сразу же отдёрнулась и скривилась.
- Тё-ёплая! – сказала она. – Фу, какая гадость!
- Ага! – гордо подтвердил Егор. – Мерзость, правда?
Они ещё некоторое время наблюдали за текущей из колонки кровью, но вскоре вокруг ощутимо завоняло, и Егору пришлось уступить место у колонки Лерке, чтобы она её «прочистила», как это у них называлось. Вначале кровь посветлела, стала светло-розовой – и продолжила светлеть до тех пор, пока из колонки вновь не пошла обычная вода. Умывшись, они двинулись обратно к домам.
- Я научился ломать позавчера, - признался вдруг Егор. – Только не говори никому, даже мама ещё не знает.
- А это как? – Лерка сорвала травинку и стала её жевать. – Я вот вчера часы разбила. Это считается?
- Не-е, не считается это. Я смотри, как умею, - Егор вытащил из кармана плейер, зажал нужную кнопку, и экран приветливо засветился.
- А теперь смотри, - Егор выпучил глаза, надул для пущего эффекта щёки – и плейер, мигнув, вырубился.
- Ого. Он теперь что, сломанный? – Лерка взяла плейер в руки и попыталась включить. Ничего не получилось. Она протянула его обратно Егору. – А не жалко? Он же дорогой.
- Не, я его потом чиню.
- Это как? – удивилась Лерка.
Егор смутился.
- Не знаю… как-то чиню… Просто меня накажут, если я вещи ломать буду… - плейер в его руках опять загорелся, предлагая выбрать трек. – Вот! А потом – опять ломаю.
- Я думала, ты ничего хорошего делать не можешь. Ты же Антихрист.
- Не знаю… ну… это же не добро, это хитрость… чтобы никто не заметил зла, которое я делаю, правильно?