искаженные и подавленные жизненные побуждения. Чаще всего речь идет об агрессивных, аффективных и сексуальных побуждениях. Я уже упоминал о том, что подавление инстинктов, запруда на пути инстинктивных стремлений отражается в сознании непрямым путем, приобретая при этом искаженные формы. Это помогает нам понять людей, посвятивших себя фанатической борьбе. Фанатики борьбы за целомудрие питают свое вдохновение в сексуальном, и борьба за целомудрие есть лишь продолжение «грязной сексуальности». Вообще, «моральные мотивы», которые так свойственны лицам с навязчивым развитием, есть проявление не столько борьбы за добро, сколько борьбы против зла. Пациент с навязчивой личностной структурой подобен человеку, сидящему часами перед бассейном с водой и не решающемуся преодолеть страх и прыгнуть в воду. Понятно, что защита от изменчивости бытия при навязчивом развитии личности распространяется на отношение ко времени и деньгам. Именно в этом мы ощущаем изменчивость и возможность ей противостоять, иллюзию постоянства, безопасности и силы, ибо то, как мы проводим наше время и тратим наши деньга, зависит лишь от нашей воли. В своем романе «Барышня» Иво Андрич изобразил навязчивую личность во всей ее трагической безвыходности. Об отрицании изменчивости и самой смерти свидетельствует древний американский обычай захоронения, при котором покойника в его последний путь сопровождают все необходимые для него вещи, как будто он ими еще будет пользоваться. Сюда же относятся все чаще повторяющиеся попытки откупиться от смерти с помощью денег, например, применив научные достижения, заморозить себя, чтобы потом, оттаяв через продолжительное время, ожить и излечиться от ранее неизлечимой болезни. Однако бессмертен лишь тот факт, что мы ничего не знаем о смерти, и одним из отличительных качеств человечества является осознание его связи со смертью. Попытаемся снова определить характер поведения и значение личностей с навязчивым развитием в различных областях жизни. В религии они склонны к ортодоксальности и догматизму, а также, соответственно, к нетерпимости к другим верованиям. В представлениях о Боге у них доминирует аспект строгого и мстительного Бога-отца, обладающего, прежде всего, качествами патриарха, требующего безусловного послушания и веры. Вместе с тем, они нередко суеверны и придерживаются магических представлений. Они чувствительны к ритуалам и церемониалам, соблюдение которых должно быть важным и существенным доказательством истинной веры. Идея продажности Абсолюта в форме индульгенций могла зародиться лишь в мозгу навязчивой личности. Молитвенники и четки, помогающие концентрировать внимание и вспоминать, становятся как бы шаблоном, предписанием, требующим безусловного исполнения. В своем рассказе «Скоморох Памфалон» Николай Лесков изобразил такую навязчивую набожность, противопоставленную простодушной и искренней вере простых людей. Вообще, лица с навязчивым развитием придерживаются установленных институций, правил и принципов, выполняя их механически и бездумно; по большей части это означает бессознательную защиту от страха. Они нетерпимы ко всему, что расшатывает устои, поскольку это угрожает сложившейся системе защиты от страха. Однако именно в абсолютизации их веры таится опасность подвергнуться испытанию сомнением, поэтому вопросы и колебания недопустимы для них. В трудной борьбе за веру они прилагают усилия для подавления и опровержения сомнений. Когда все вытесненное ими преодолевает пресс подавления, это проявляется в форме насильственных богохульных мыслей. Церковь в интересах власти злоупотребляет религией, поддерживая в верующих страх и чувство вины, что при навязчивой предрасположенности приводит к множеству так называемых духовных неврозов. Сегодня духовное освобождение становится надежной защитой от такой патогенной опеки. У навязчивых личностей раньше, чем у других, возникают конфликты и кризисы, когда принципы, мнения и теории, которых они упрямо придерживаются, вступают в противоречие с новыми знаниями и открытиями, угрожающими их привычной ориентации. Они отвергают их, когда им кажется, что новое несет угрозу их жизни и имуществу. Как родители навязчивые личности требовательны, настойчивы и ответственны. Они добиваются уважения к себе и дают детям поддержку и направление. В связи с соответствующей структурой личности такое поведение носит упрямый и абсолютистский характер: «Пока я жив, ничто не изменится», «Когда мы были детьми, мы ничего не требовали от родителей», «Что бы ни происходило, все это должно остаться между нами» – вот типичные примеры такого поведения и таких отношений. Они не принимают во внимание возраст и личностные особенности ребенка, оставляют ему мало жизненного пространства для игр и фантазий, исходя при этом из своих негибких представлений и нескольких абсолютизируемых положений, например «единожды солгав, кто тебе поверит» и «пора уже кончать». Они используют такой тип взаимоотношений с детьми, при котором однажды сказанное «нет» остается таковым без всяких возражений и без всякого обоснования. Они требуют от детей слепого послушания, создавая для них атмосферу гиперопеки. Они вызывают у ребенка ощущение, что допущенные им ошибки исправимы лишь с большим трудом; даже маленькие проступки оцениваются как преступление и влекут за собой страх виновности и наказания. В таких условиях ребенок боится говорить правду, так как его вина искусственно усиливается, а примирение и прощение затягиваются и становятся тягостными. Они держат ребенка в определенных границах, в постоянном страхе перед тем, что любое отступление от установленных ими правил грозит опасностью. Они мало доверяют естественному развитию ребенка, потому что сами развивались в обстановке принуждения. Соответствующие возрасту попытки проявления активности ребенка они расценивают как опасные и вредные черты его характера. Своей чрезмерной требовательностью они очень рано добиваются от ребенка абсолютного подчинения, т. е. бессмысленной пунктуальности и педантичного соблюдения порядка: «Пока все не съешь, не встанешь из-за стола». Дети представляют для них нечто безликое, не имеющее собственных желаний – они просто должны вести себя тихо и знать свое место. Свойственное детям упрямство они расценивают как бунт, который должен быть своевременно подавлен. Их жесткое требование, чтобы «все было таким же, как и прежде», лишает детей самостоятельности и уверенности в себе, приводит к снижению их самооценки; любовь родителей к ребенку ставится в зависимость от того, как он выполняет их требования. Это может стать причиной появления таких черт характера, как карьеризм или привычка отказывать во всем из-за страха перед ответственностью. Такое воспитание глушит экспансивность, агрессивность и, прежде всего, сексуальные побуждения детей. Когда те вследствие своей живости и двигательной активности по неосторожности могут что-то сбросить, разбить и т. д., их активность постоянно подавляется, даже если пока ничего не произошло или возможный ущерб только предполагается. Это может привести к неуверенности во владении собственным телом вплоть до неуклюжести и неловкости, с которыми мы часто встречаемся. Одновременно такое воспитание подавляет ростки возможных конструктивных и художественных способностей ребенка. Эти родители, в лучшем случае, выращивают привитое дерево, вместо того чтобы дать ему свободно развиваться; такая дрессура, заменяющая воспитание, превращает детей в марионеток. Личности с навязчивым развитием часто наказывают своих детей, что может быть отражением их садистических наклонностей. Жестокость наказаний и насилие, применяемые для воспитания послушания, не только вызывают у детей представление о силе родителей, но и постоянно унижают их. Физические наказания и приказ «стань в угол!» до начала нынешнего столетия оставались наиболее часто применяемыми формами наказания в школе и семье. Даже требование дать обещание в форме «я больше не буду» является приемом, унижающим детское достоинство и, вместе с тем, по существу невыполнимо. Будучи сами ограниченными и связанными навязчивостями, эти родители с трудом осознают, что детям необходима свобода, которой они сами лишены, и дают им лишь традиции и обычаи, из которых они сами произросли и которые им самим причиняют страдание. Родители с навязчивым развитием вступают в конфликтные отношения с молодым поколением, так как с трудом усваивают те новые закономерности и обычаи, которых оно придерживается. Они остаются приверженцами прежних «надежных» методов воспитания и не понимают того, что земля вращается, мир изменчив и молодежь растет и развивается вместе с изменением мира. Этим объясняются все чаще возникающие острые споры между старыми и молодыми, в которых первые выказывают свою силу и превосходство, не воспринимая собственных ошибок и не прощая их другой стороне. Для утверждения своего абсолютного авторитета личности с навязчивостями внушают юношеству мысль о собственной непогрешимости. Сновидения личностей с навязчивым развитием отличаются бедностью содержания и бесцветностью. Вообще, сновидения у них возникают редко или плохо запоминаются, так как они не склонны искать и находить пути к глубинным, подсознательным уровням своей психики. Они не доверяют снам, расценивая их скорее как нечто случайное, как накипь, и не принимая их всерьез. В их сновидениях используются механистические изображения происходящих событий, являющиеся выражением их отстраненности от живого и естественного; достаточно часто встречается неприятная и анальная тематика, указывающая на происхождение их навязчивостей во взаимосвязи с воспитанием навыков опрятности в раннем детском возрасте. Заторможенная агрессия проявляется в их сновидениях в виде картин прорыва и разрушения (извержение вулкана, землетрясение, прорыв плотины и др.). Так же часто такого рода тематика связана с изображением во сне борьбы импульса и противоимпульса, а также тщетности деятельности, приводящей к изменению существующего положения. Люди с навязчивой личностной структурой, как мы уже упоминали, склонны избирать такие профессии, которые связаны с использованием или применением силы. Структурно специфичны для них профессии, в которых сочетаются точность, тщательность, твердость, солидность, добросовестность, ответственность и ясность, которые требуют больше выдержки, основательности и терпения, нежели инициативы, гибкости и творческой свободы. Они проявляют выдающуюся компетентность в своей профессии, будучи надежными и уравновешенными при применении этих качеств. С учетом степени их навязчивых расстройств, они склонны к такой деятельности (и достигают в ней успехов), где четкие предписания и инструкции заменяют и отменяют их собственные решения; импровизация им не свойственна. Навязчивые личности охотно пополняют ряды людей, исполненных чувства долга, ответственных и педантичных чиновников, мастеров, чья работа требует особой точности, искусных исследователей, юристов, хирургов, финансовых чиновников и банкиров, педагогов и священников, классификаторов и систематизаторов во многих областях знаний. Граница между позитивными и негативными качествами этих личностей очень узка и хрупка. Справедливый судья не только осознает свою ответственность и учитывает объективные обстоятельства дела, не только принимает во внимание при вынесении своего суждения отвлеченные параграфы законов, дающие ему силу и власть, но и учитывает в своей деятельности мотивы и психологические основы и способен к принятию адекватных решений, вынесенных в результате колебаний и сомнений. Образцовый священник может быть не только справедливым пастырем своей общины, но и неумолимым моралистом, который угрожает прихожанам адскими муками, пробуждая в них страх и чувство вины и используя при этом садистическую силу. Личности с навязчивым развитием проявляют интерес ко всему историческому. При этом в истории искусства, медицины, философии их интересует только то, что уже прошло, что имеет непреходящий, вневременный характер. Археология, история древних времен и близкие к ним области представляют для них особый интерес: среди филологов они изучают древние языки, среди историков это специалисты по доисторическим временам. Политика особенно прельщает навязчивых личностей в связи с ее силовыми аспектами; в ней проявляется переживание жажды власти в тех ее формах, которые свойственны данному человеческому обществу. Вообще склонные к консерватизму, они поддерживают те партии или тот режим, которые уже имеются и которым они верны, исходя из установки, что старое уже известно и апробировано. Всякие эксперименты и экспериментирование отвергаются ими как чуждое по существу. Первоначально психодинамически объяснимые навязчивые расстройства с возрастом настолько усиливаются, что задевают глубокие жизненные инстинкты человека и направляется на удержание текущего времени. Как уже было описано выше, поведение лиц с навязчивыми расстройствами может принимать достаточно уродливые формы: они хотят продемонстрировать свою силу и свою позицию любой ценой; они не уступают своего места, даже если их возраст не позволяет занимать такое положение; они с неприязнью, вплоть до ненависти, относятся ко всему новому и молодому. Старость особенно тяжела для них, так как они вынуждены прекратить работу и должны учиться быть не у дел. Они привыкли быть незаменимыми, ослабление сил и возможностей легко вызывает у них ипохондрические расстройства, исполненное страха самонаблюдение, а также увлечение различными, иногда фанатическими системами укрепления здоровья. Так как у них не хватает сил исполнять свои привычные обязанности, с возрастом им не остается ничего кроме чувства долга и воспоминаний об утраченном. При тяжелых навязчивых расстройствах упрямая борьба с болезнью усиливает их мучения, а их агония продолжительна и жестока. Иногда эти люди именно в старости достигают патриархального величия и как бы символизируют собой истину. Только смерть является для них тем необходимым изменением реальности, против которого нет смысла возражать; все остальное должно склоняться перед ними и принимать как неизменную реальность их положение и достоинство. Они содержат в порядке свои дела, заблаговременно составляя завещание. Некоторые из них пытаются в завещательном распоряжении еще раз использовать и подтвердить свою силу. В других случаях, когда личности с навязчивым развитием не достигли такого положения, как упомянутые выше патриархи, они стремятся придать каждому периоду своей жизни особую значимость и фундаментальность, тем самым, подавляя и преодолевая возникающие у них страхи и отвергая все, что напоминает им об изменчивости происходящего и неизбежности смерти.