Матье М.Э. Древнеегипетские мифы. — М.: Изд-во АН СССР, 1956,— 169 с.
Сказки и повести Древнего Египта / Пер. с древнеегипетск. — М.: Гослитиздат, 1956. — 150 с. Тураев Б. А. Рассказ египтянина Сунухата. — М., 1915.— 70 с.
Фараон Хуфу и чародеи: Сказки, повести, поучения Древнего Египта / Пер. с древнеегипетск., предисп. И. С. Кацнельсона. — М.: Гослитиздат, 1958,— 263 с.
Lefebure G. Romans et contes égyptiens de l’epoque pharaonique. — Paris, 1949.
Lichtheim M. Ancient Egyptian literature: In 3 vol. — Berkeley: Univ. de Calif, press, 1975–1980. Walle В. van de, Posener G. La Transmission des textes littéraires égyptiens — Bruxelles: La fondation égyptologique reine Elisabeth, 1948. — 71 p.
Гуля Н. П. Дидактическая афористика Древнего Египта / Под ред. В. В. Струве. — Л., 1941. — 275 с.
Коростовцев М. А. Литература Древнего Египта // История всемирной литературы. — М., 1983. — T. L — С. 54–81.
Тураев Б. А. Египетская литература: Исторический очерк древнеегипетской литературы. — М., 1920. - 279 с.
Brunner Н. Grundzuge einer Geschichte der altoigyptischen Literatur. — Darmstadt: Wiss Buchges, 1986.- 116 s.
Donadoni 'S. Storia della litteratura egiziana antica. — Milano: Nuova accad., 1957.— 337 p.
Posener G. Littérature et politique dans l’Egypte de la ХП-dynastie. — Paris: Champion, 1956. — 170 p.
ЛИТЕРАТУРА ДРЕВНЕЙ МЕСОПОТАМИИ
Древнемесопотамская (шумеро-аккадская) литература — это единая, несмотря на двуязычие, словесность народов, населявших междуречье Евфрата и Тигра в III–I тыс. до н. э., — шумеров, аккадцев, вавилонян и ассирийцев. Историю этой древнейшей литературы мира следует рассматривать на фоне становления и развития всей письменной культуры в Месопотамии. Месопотамский клинописный материал дает уникальную возможность проследить процесс вычленения собственно словесности из общего потока письменной традиции.
На рубеже IV–III тыс. до н. э. в шумерских городах Южного Двуречья появляются первые памятники письменности — глиняные таблички с оттиснутыми и прочерченными на них знаками. Эта древнейшая месопотамская письменность, развившаяся позднее в клинопись, сложилась на основе архаической системы трехмерных глиняных символов-«фишек», которой пользовались для ведения учета в общественных (храмовых) хозяйствах Шумера. Самые ранние таблички представляют собой хозяйственные документы, регистрирующие получение и выдачу продуктов и товаров на храмовых складах. Почти одновременно с такими документами, но заметно уступая им по численности, стали появляться списки знаков и слов, — очевидно, по ним обучались искусству письма будущие писцы, администраторы и чиновники.
Совершенствование раннешумерской письменности шло по линии фонетизации письма, унификации и упрощения знаков, сокращения их числа. Если первые «тексты» были лишь «памятками», понятными только составителям, то к середине III тыс. до н. э. клинопись превратилась в подлинную письменность, способную передавать живую речь. Параллельно с совершенствованием системы письма шло расширение сферы его применения. Изобретенное для нужд хозяйственной отчетности в храмах, письмо скоро стало использоваться для регистрации актов передачи собственности между частными лицами, для составления посвятительных надписей (передача имущества божеству), для ведения административной и частной переписки. Письменность завоевывает все новые и новые области «устной» культуры древнего общества: начинают записываться гимны, плачи, молитвы, издревле сочинявшиеся для общинного культа, эпические песни и т. п. Письменность осваивает традиционную сферу фольклора.
В становлении и развитии месопотамской письменной культуры важнейшую роль сыграла связанная с храмом эдубба («дом табличек» — архив, школа, склад). Именно персонал эдуббы — писцы, учителя и ученики — был той средой, в которой формировалась словесность Месопотамии. Специфика происхождения месопотамской письменности и сопутствующий этому изобретению «бухгалтерско-архивный» строй мышления ранних писцов наложили определенный отпечаток на всю письменную культуру Месопотамии. Этим, по-видимому, следует объяснять неодолимую страсть шумерских и вавилонских писцов к каталогизации, к составлению бесконечных сводов примет и предсказаний, сборников пословиц, притч и побасенок. Стремление к максимальной полноте охвата материала, уместное и естественное в хозяйственных описях, дает себя знать повсюду и порой неожиданным образом проявляется даже в поздних литературных сочинениях. Так, автор поэмы «Невинный страдалец» (XIII в. до н. э.), начав перечислять болезни и бедствия, постигшие его героя, никак не мог остановиться, что дало повод одному современному исследователю назвать поэму «автобиографией параноидного шизофреника».