Среди отмеченных Даном специфических черт мистицизма Хейхалот заслуживают особого внимания концепция плеромы и проблема «двух властей»; по-видимому, он прав в отношении того, что в литературе Хейхалот высшие ангелы, «несущие в себе имя Бога», суть не просто тварные существа, но божественные атрибуты, силы и явления, аналогичные эонам в гностицизме и сфирот в каббале [DCCXVI]. Высказывания о «двух властях», встречающиеся в Талмуде и Мидраше, направлены против тех интерпретаций плеромы, которые несут в себе угрозу монотеизму. Указанная проблематика не обособляет литературу Хейхалот, а, напротив, включает её в широкий спектр теософских концепций, развивающихся в послебиблейском иудаизме.
Другой аргумент, выдвигаемый Даном для доказательства уникальности литературы Хейхалот, основан на противопоставлении визионерской мистики талмудическому Учению о Колеснице (Маасе Меркава), разрабатываемому методом мидраша. Это противопоставление, проводившееся и другими исследователями [DCCXVII], не учитывает тесной связи между пневматическим мидрашом и визионерским опытом [DCCXVIII]. Пневматическое прочтение сакрального текста есть его ревизия, то есть ре-визуализация, приобщение к пророческому опыту, породившему текст [DCCXIX]. Согласно Талмуду, тот, кто подобающим образом толкует Учение о Колеснице, воспроизводит Синайскую теофанию. Опасности, с которыми сопряжено такое толкование, вполне аналогичны опасностям, описанным в литературе Хейхалот [DCCXX].
В качестве решающего аргумента в пользу основного тезиса статьи автор ссылается на то, что новизна и своеобразие мистики Хейхалот осознавались самими её носителями. Однако если претензии мистиков на древность их традиции требуют критического отношения к себе, то в той же мере такого отношения требуют и их претензии на новизну. Более того, нигде в литературе Хейхалот не утверждается, будто мистическая техника «нисхождения к Колеснице» была изобретена рабби Акивой, рабби Нехунией или кем-нибудь ещё из танаев, и довольно трудно представить себе, чтобы такое утверждение могло содержаться там. Речь идёт об обнародовании и институционализации мистической практики, бывшей до тех пор достоянием эзотерических кругов, – это и есть «раскрытие тайны мироздания». Если нечто в этом роде имело место в действительности, то подобное «снятие секретности», несомненно, должно было послужить мощным катализатором развития, инноваций и трансформаций традиции. Эзотерическая традиция по своей природе крайне консервативна, тогда как публичность знания предполагает его обсуждение, аргументацию, полемику и, как следствие, его трансформацию. Согласно Моше Иделю, судьбы каббалы в тринадцатом веке связаны с противостоянием «первой элиты» – раввинов и галахических авторитетов – и «второй элиты» – интеллектуалов, не занимающих руководящего положения в общине. Переход инициативы от «первой элиты», ревниво оберегавшей эзотерический характер каббалы, ко «второй элите», для которой характерна установка на распространение знания, и определил интенсивное развитие каббалы.
Третья глава шолемовского труда посвящена хасидизму в средневековой Германии. Книга Дана «Эзотерическая доктрина германского хасидизма» [DCCXXI] отражает состояние предмета на конец шестидесятых годов. Одна из основных инноваций здесь – более дифференцированная картина хасидской теологии. Различаются центральная школа, представленная, в частности, Элеазаром из Вормса, одним из самых влиятельных и плодовитых хасидских авторов, и так называемый «кружок (школа) Особого херувима», известный по ряду анонимных и псевдоэпиграфических текстов, а также по сочинениям Эльханана из Лондона. Доктрина «Особого херувима» представляет интерес как один из наиболее ярких примеров ангеломорфной теофании, концепции верховного ангела как «мистического образа Бога» – концепции, тесно связанной с понятием плеромы, бинитарной теологией и проблемой двух властей [DCCXXII]. Отметим также важное исследование Аси Фарбер, посвящённое хасидскому учению о Колеснице [DCCXXIII] и его корням в ранней еврейской мистике, статьи Иделя о мифе и ритуале в германском хасидизме [DCCXXIV], работы Элиота Вольфсона, вскрывающие глубокие связи между хасидизмом и каббалой [DCCXXV], статьи и публикации Даниэля Абрамса, занимающегося хасидской герменевтикой, эволюцией доктрины «Особого херувима», и другими аспектами хасидской теологии [DCCXXVI]. Вопрос о существенных параллелях между хасидизмом и ранней каббалой, которые нельзя объяснить прямыми контактами или типологическим сходством, не получил удовлетворительного исторического разъяснения. Шолем допускал, что источником ряда таких параллелей может быть европейский неоплатонизм, в частности сочинения Эриугены. С другой стороны, гипотеза о восточных традициях в хасидизме и ранней каббале как возможном объяснении общих терминов и концепций получила в последнее время новые импульсы [DCCXXVII]. Возможно, следует заново рассмотреть предание хасидов о происхождении их традиции из Вавилона (легенда об Абу Аароне из Багдада [DCCXXVIII]).
[DCCXVI] См. об этом Дан, «Ранняя еврейская мистика» (см. прим. 53 {DCCXIV}), а также
[DCCXVII] Урбах Э.Э., Ме-оламам шель гахахамим («Из мира мудрецов»). Иерусалим, 1988. С. 486-513; David Halperin, The Merkabah in Rabbinic Literature. New Haven, 1980; P. Schafer,
[DCCXVIII] См. Idel, New Perspectives, pp. 234-249.
[DCCXIX] Elliot R. Wolfson, Through a Speculum That Shines Vision and Imagination in Medieval Jewish Mysticism. Princeton, 1994.
[DCCXX] Хагига 14a-156.
[DCCXXI] Торат га-сод шель хасидут Ашкеназ. Иерусалим, 1968.
[DCCXXII] Этой теме посвящено ещё несколько статей и публикаций Дана, подытоженных в его недавней книre The «Unique Cherub» Circle: a school of mystics and esoterics in medieval Germany (Tubingen, 1999).
[DCCXXIII] А. Фарбер-Гинат, Тфисат гаМеркава ба-торат га-сод ба-меа шлош эсре. Сод га-эгоз ве-толдотав («Концепция Колесницы в эзотерической доктрине тринадцатого века. “Тайна ореха” и её история»). Иерусалим, 1986. См. также Daniel Abrams, Sexual Symholism and Merkabah Speculation in Medieval Germany. A Study of The Sod ha-Egoz Texts. Tubingen, 1997.
[DCCXXIV] Gazing at the Head in Ashkenazi Hasidism, Journal of Jewish Thought and Philosophy 6, 2 (1997), pp. 265-300.
[DCCXXV] Metatron and the the Writings of Shi‘ur Qomah in Mysticism, Magic and Kabbalah in Ashkenazi Judaism. Berlin-NY, 1995. P. 60-92; The Image of Jacob Engraved upon the Throne: Further Reflection on Esoteric Doctrine of the German Pietists, Along the Path NY, 1995. P. 1-62; The Mystical Significance of Torah Study in German Pietism, Jewish Quarterly Review 84, 1, pp. 43-77
[DCCXXVI] D. Abrams, From Divine Shape to Angelic Being: the Career of Akatriel in Jewish Literature, Journal of Religion 76, 1 (1996), pp. 43-63; From Germany to Spain; Numerology as a Mystical Technique, Journal of Jewish Studies 47, 1 (1996), pp. 85-101; The Boundaries of Divine Ontology: the Inclusion and Exclusion of Metatron in the Godhead, HTR 87, 3 (1994), pp. 291-321; The Evolution of the Intention of Prayer to the «Special Cherub»: from the Earliest Works to a Late Unknown Treatise, Frankfurter Judaistische Beitraege 22 (1995), pp. 1-26; Danieclass="underline" Special Angelic Figures: the Career of the Beasts of the Throne-World in «Hekhalot» Literature, German Pietism and Early Kabbalistic Literature, Revue des etudes juives 155, 3-4 (1996), pp. 363-400.
[DCCXXVII] См. напр., Амос Голдрейх, Сефер меират эйнаим («Просвещение очей»). Иерусалим, 1983; он же,
[DCCXXVIII] См. напр. Й. Дан, Германский хасидизм XII-XIII вв. в истории еврейской мысли (в печати).