В саду Месмер «магнетизировал» деревья, под которые собирались жаждущие исцеления неимущие люди. Вероятно, он долго бы еще так врачевал, если бы не вмешался случай. Господин случай не однажды открывал человечеству сокровенные тайны природы. Как-то Месмер пришел к больной и обнаружил, что забыл магнит. Не желая огорчить пациентку, он провел свой сеанс, делая вид, что при пассах держит в руке магнит. Вскоре женщина уснула. А когда проснулась, болезнь отступила.
Месмер задумался. Вывод напрашивался сам собой: дело не в магните. Но тогда в чем? Сегодня нам ясно: в психологическом механизме явления, которое именуется внушением. Однако к такому заключению Месмер не пришел. Не будем его судить слишком строго: интеллектуальный климат еще не позволял выйти на правильный путь. Месмер пошел по ложному пути — он объявил, что магнетизм концентрируется в нем самом. Такой особенностью, утверждал он, обладают исключительно одаренные люди, она дает им могущество и власть над другими людьми. Магнетическая сила будто бы передается через невесомую эфироподобную жидкость — «магнетический флюид» (от лат. fluidis — текущий), которым заполнена вся Вселенная. Через него небесные тела влияют друг на друга, воздействуют на неодушевленные предметы и живые организмы. Пассами передаются целебные магнетические флюиды от людей одаренных.
В 1778 году Месмер переезжает в Париж. Проходит несколько месяцев, и молва о чудо-лекаре облетает всю Францию. Страждущие стремятся хотя бы прикоснуться к его одежде, раскупают маленькие намагнетизированные ушаты, чтобы лечиться на дому; сотни человек под намагнетизированным деревом ожидают «кризиса».
К научному толкованию месмеровских исцелений мы обратимся позже. Сейчас только заметим: дискуссия вокруг них достигла такого накала, что король Людовик XVI в 1784 году подписывает указ, обязующий королевское медицинское общество и французскую Академию наук рассмотреть, существует ли магнетически жизненный флюид. Среди хулителей Месмера был великий драматург Бомарше.
Специально выделенная комиссия изучает представленный Месмером доклад. В состав комиссии входили именитые ученые: физик и государственный деятель Бенджамин Франклин, химик Антуан Лоран Лавуазье, астроном и мэр города Жан-Сильвен Байи, ботаник Антуан Лоран Жюсье. Медицину представлял доктор Жан Гильотен, известный изобретением гильотины и впоследствии испытавший это адское изобретение на себе.
И вот авторитетная комиссия проверяет существование животного магнетизма. Больного подводят к дереву. Он не знает, что дерево не подвергнуто воздействию магнетизма. Через короткое время наступают конвульсии.
Другой больной принимает обычную воду, которую ему подносят под видом намагнетизированной, — и опять конвульсии. И наконец, соприкосновеннее «намагнетизированными» предметами лиц, ничего не знавших о способностях Месмера, конвульсий не вызывало.
11 августа 1784 года было оглашено заключение комиссии:
«После того как члены комиссии признали, что флюид жизненного магнетизма не познается ни одним из наших чувств и не произвел никакого воздействия ни на них самих, ни на больных… после того как они доказали, что и воображение без магнетизма может вызвать судороги, а магнетизм без воображения ничего не в состоянии вызвать, они единогласно постановили, что ничего не доказывает существование магнетически жизненного флюида и что, таким образом, этот непознаваемый флюид бесполезен, что разительное его действие, наблюдавшееся при публичных сеансах, должно быть частично объяснено прикосновениями и возбуждаемым ими воображением, которое против нашей воли побуждает нас повторять действия, воспринятые нашими чувствами… Зрелище таких кризов опасно в силу вложенного в нас стремления к подражанию».
Поразительно верные слова! Именно воображение и подражание составляют психологическую основу внушения. Безграничная вера в исцеление избавляла людей от недугов. Действовали опосредованные внушения в бодрствовании. Установка на исцеление в сознании людей связывалась с ритуалами, которые принимались как необходимость. Большое значение имело подражание.
Так выглядит заключение в современном прочтении, когда воображение и подражание стали предметом глубокого изучения.