мечтать об этом41. «Никто из тех, которые подвержены раздражительности и возношению, лицемерию и памятозлобию, да не дерзнет когда-либо увидеть и след
42
безмолвия, чтобы не дойти ему до исступления ума, и только», — говорят они .
И это еще было бы хорошо, если бы человек страдал в последнем случае в затворе только от собственной дерзости и безрассудства, а то он еще и гнев Божий против себя возбуждает, иными словами, и со стороны Бога не получает помощи в подвиге, а навлекает только на себя наказания. Об этом говорят почти все святые.
«Всякого человека, который прежде совершенного обучения в первой части (подвижничества, т. е. в очищении себя от страстей посредством подвигов, а также страданий и скорбей, получаемых от мира, плоти и диавола. — Еп. Варнава), переходит к сей второй [т. е. безмолвию], — говорит св. Исаак Сирин, — привлекаемый ее сладостью, не говорю уже своею леностью, постигает гнев [Божий] за то, что не умертвил прежде уды свои, яже на земли (Кол. 3, 5), т. е. не уврачевал немощи помыслов терпеливым упражнением в делании крестного поношения, но дерзнул в уме своем возмечтать о славе крестной. Сие -то и значит сказанное древ-126-
ними святыми, что если ум вознамерится взойти на крест прежде, нежели чувства его, исцелясь от немощи, придут в безмолвие, то постигнет Божий гнев., за то, что не очистил прежде ума скорбями, не покорил плотских вожделений, но положившись на то, что слышало ухо и что написано чернилами (т. е. если бы кто теперь сел в затвор, захватив с собой «Добротолюбие» в качестве руководства. — Еп. Варнава), устремился он прямо вперед, идти путем, исполненным мраков, когда сам слеп очами. Ибо и те, у кого зрение здраво, будучи исполнены света и приобретя себе вождей благодати (святых ангелов или ангелоподобных старцев. — Еп. Варнава), день и ночь бывают в опасности, между тем как очи у них полны слез, и они в молитве и в плаче продолжают свое служение целый день, даже и ночь, по причине ужасов, ожидающих их в пути, и встречающихся им страшных стремнин и образов истины, оказывающихся перемешанными с обманчивыми
43
призраками оной» .
Но что делать человеку, который не по любочестию, не по лени или еще по чему-либо подобному ушел на безмолвие, а по неведению всего этого и после узнал и смиренно сознал свою ошибку? Начинать ли ему все сначала? Величайший среди безмолвников всех времен, св. Варсонофий Великий, одному из таковых последнего делать не советует, объяснив и причины, почему так, но я отошлю читателя прочесть об этом к самому подлиннику. Скажу только, что самоукорение способно заменить упущенный подвиг безмолвия44.
Таким образом, в безмолвие идут не для того, чтобы освободить себя от страстей (ибо страсти и не могут быть уничтожены безмолвием, можно только заставить замолчать их, устранивши причины (залоги) их)45, но чтобы, освободивши себя наперед от страстей, главным образом, посредством послушания и руководства у духовного отца, искать милостей богообщения и непрестанного, насколько возможно, единения со Св. Троицей (Ин. 14, 23), не воображаемого, а действительного, чего, находясь среди житейской молвы, человек достигнуть не может. А у нас в общежитии думают наоборот, что уходят в затвор для каких-то «высших» подвигов. Истинные безмолвники достаточно уже подвизались раньше и
в безмолвии бросали всякий уже подвиг, а если продолжали его, то это было их личное дело, существенно с делом безмолвия не связанное. И если -127-
бы подвиги нужны были в затворе, то зачем и затворяться: лучше для нас места, как среди братии, и не найти.
Тогда бы, как хорошо говорит св. Исаак Сирин, «некоторые из отцов не оставили бы сопребывания и общения с людьми, а другие не стали бы жить в гробах, и иные не избрали бы себе затвора в уединенном доме, где, всего более расслабив тело и оставив его в несостоянии исполнять наложенные ими на себя правила, при всевозможной немощи и телесном истомлении, с удовольствием целую свою жизнь переносили еще тяжкие постигшие их болезни, от которых не могли стоять на своих ногах, или произнести обычную молитву, или славословить своими устами, но даже не совершали псалма или иного чего, совершаемого телом; и вместо всех правил достаточно для них было одной телесной немощи и безмолвия. Так вели они себя все дни жизни своей. И при всей этой мнимой праздности, никто из них не пожелал оставить своей кельи и, по причине неисполнения ими своих правил, идти куда-нибудь вон или в церквах возвеселить себя гласами и службами других»46.