4) Аристотель. Принцип аристотелевской теологии очень хорошо и очень сжато изложен у Ибервега, (Grundriss, 1, 4 Aufl. S. 175 u.f.): «Мир имеет свой принцип в Боге, Который есть принцип, не только таким образом, как порядок в войске, как имманентная форма, но и как сама по себе и для себя сущая субстанция, подобно полководцу в войске». Его заключение теологии показывает лежащую в основании этическую тенденцию, но онтологическая опора отвлечённого Бога заключается в положении, что всякое движение, а также и развитие от возможности к действительности, имеет движущую причину, которая сама по себе недвижима. Как всякий отдельно возникший объект предполагает действительную движущую причину, так и мир вообще предполагает абсолютного Первого двигателя, который образует косную саму по себе материю (Ланге т.I, примеч. V, стр. 67 - 68). В своей логике и метафизике Аристотель учил, что каждый предмет состоит из материи и формы, т.е. из материального субстрата и из идеи, по которой образуется материя. Поэтому для объяснения всего мира достаточно признать два начала: совершенно бескачественную материю и чистую форму, или бескачественное мышление. По этому Божественному мышлению материя принимает различные формы, когда возможность (потенциальность) переходит в ней в действительность (акциональность). Такое безначальное и бесконечное происхождение есть движение, никогда не достигающее своей цели, - само Божество. (Истор. Философии Бауэра).
5) Учение стоиков отличалось существенным образом от начал аристотелевского учения тем, что признавало Божество телесным и считало материю не вечной, а сотворённой Божеством, которое само себе образовало своё собственное тело. (Истор. Фи-лос. Бауэра).
6) Александрийская школа учила, что Бог, как бытие и мысль, есть Бог, представление о Котором выработано человеческим разумом, и подняться до высшего понятия о Боге человек не может. Однако уже то, что разум наш сознаёт в этом отношении своё бессилие и уверен, что Бог есть нечто невыразимое и непостижимое, приводит нас к убеждению, что en derniere analyse Бог не есть бытие и Мысль. Что такое мысль? Каков её тип? - Очевидно, типом её служит человеческий разум. Но что показывает нам исследование человеческого разума? - Оно проводит нас к заключению, что мыслить - значит сознавать какой-либо объект, от которого мыслящий отличает себя. Мыслить - значит сознавать себя, отделять свою личность от всех других объектов, определять отношение своего «я» к «не-я». Но вне Бога нет ничего, следовательно, в этом случае не может быть и речи об установлении различий, о самоопределении и взаимных отношениях. Таким образом Бог, в Своей высшей форме, не может думать, Он не может быть мыслью, не должен быть выше её. Отсюда необходимость третьей ипостаси, которая является третьей лишь в порядке обнаружения её логическим анализом, не должна быть первой в порядке бытия; эта ипостась есть единство.
Единство не есть ни бытие, ни разум, но выше того и другого, выше всякого действия, выше всякого самоопределения. Как сложное содержится в простом, а многое в едином, точно так же простое содержится в единстве. Пока мы не признаем этого абсолютного единства, мы не овладеем сущностью предмета, ибо как возможно составить себе понятие о ней вне этого принципа единства? Что такое индивид, животное, растение, как не единство, главенствующее над множеством? Что такое само множество - армия, собрание, стадо? Это связь, соединяющая части самых сложных предметов. Единство безусловно, неизменно, бесконечно и в самом себе находит удовлетворение; это не единица в арифметическом смысле и не неделимая точка. Единство есть абсолютное, всемирное Единое в его совершеннейшей простоте. Это высшая ступень совершенства, идеальная красота, высшее Добро. (Льюис, т.I., стр. 290, 291).
7) Декарт учил: «Дабы познать природу Бога, насколько это доступно моей природе, я должен только соображать о каждой вещи, идею коей в себе имею: было бы совершенством или недостатком владеть ею? Я могу быть уверен, что всё, отмеченное каким-либо несовершенством, отсутствует в Нём, всё совершенное в нём находится. Таким образом в нём не может быть сомнений, непостоянства, грусти и подобных вещей, не иметь которых и я был бы рад. Далее, я имею идеи о многих вещах телесных и чувственных, ибо, хотя я и предположил, что нахожусь в состоянии сновидения, и что всё мною видимое и воображаемое есть обман, я должен был, однако, признать, что идеи эти действительно присутствовали в моей мысли. Но познав очень ясно, что во мне разумная природа вполне разделена от телесной, и соображая, что всякая составленность свидетельствует о зависимости, а зависимость есть явно недостаток, заключим, что быть сложенным из двух природ не было бы для Бога совершенством, и что, следовательно, в нём нет такой составленности. А если есть во вселенной какие-либо тела, умы или иные натуры, не имеющие совершенства, то всех их бытие должно зависеть от Его могущества, так что без Него они не могли бы просуществовать и одного мгновения.
«Наконец, если есть ещё люди, которых и приведённые доводы не убедят в существовании Бога и их души независимо от тела, то пусть знают, что все другие вещи, в кои они, может быть, более верят, как-то: что они имеют тело, что есть звёзды, земля и тому подобное, - менее достоверны». (М. Любимов, Филос. Декар. 1886, стр. 117 - 119).
Посвящая свои «Размышления» Сорбонне, он говорит: «Я всегда думал, что два вопроса - о существовании Бога и о сущности души - должны считаться самыми главными в ряду тех вопросов, решать которые следует скорее философии, чем теологии; ибо, хотя для нас, верующих, совершенно достаточно верить в Бога и в то, что душа не погибает вместе с телом, но, без сомнения, неверующих невозможно заставить признать какую-либо религию или даже какую-либо нравственную добродетель иначе, как путём доводов разума». (Льюис, т.II, стр. 81).
8) Лорд Бэкон Веруламский находил, что учение о Боге не должно отделяться в воззрениях человека от того религиозного понятия, которое внушает Церковь; как мы должны против своей воли повиноваться Закону Божию, так точно должны приноравливаться к вере там, где она противоречит нашей природе. Чем сверхъестественнее кажется Божественная тайна, тем большую славу воздаём мы Богу, когда веруем в Неё. (Истор. Филос. Бауэра).
9) Спиноза был долгое время пугалом для теологов и для робких мыслителей и всегда представлялся каким-то чудовищем, атеистом, и притом, к вящему ужасу, атеистом-евреем; даже те, которых не пугал самый смысл его системы, всё-таки считали его не более как холодным логиком. Но в сущности этот мощный диалектик был мудрым, добродетельным и любящим человеком.
В течение всей своей в высшей степени несчастной жизни, отверженный всеми, окружённый самой безысходной нищетой, он отличался высоким мужеством, не оставившим его и в его последние минуты, и при холодном, спокойном стоицизме он обнаруживал всегда детскую весёлость, исходящую из его мягкой и доброй души. В учёном мире распространял свои доктрины, на разработку которых потратил огромный труд, но детей он постоянно поучал аккуратному посещению богослужений.
Он имел обыкновение беседовать с своим хозяином и хозяйкой, по возвращении их из церкви, о слышанной ими проповеди и о той пользе, какую она им приносит. Ему был чужд тот неблагоразумный прозелитизм, который разрушает известного рода убеждения в умах, не способных принять убеждения другого рода. Однажды хозяйка спросила его, - убеждён ли он, что её религия спасет её. Он отвечал: «Ваша религия хороша, и вам не следует искать другой; не сомневайтесь в том, что она спасёт вас, если вы присоедините к своему благочестию мирные добродетели семейной жизни». (Истор. Фил. Льюиса, стр. 105).
Шлейермахер (Rede über die Religion, стр. 47) восклицает, говоря о Спинозе; «Отдайте вместе со мною прядь своих волос праху святого, но отверженного Спинозы! Всемирный дух одушевлял его: бесконечное было для него началом и концом всего; вселенная - его единственная и вечная любовь; он исполнен был религиозного духа и религиозного чувства, и в этом отношении он стоял одинокий и непонятый; достигнув совершенства в своём искусстве, он высоко возносился над толпою, не имея никаких приверженцев и даже лишённый прав гражданства».