Свою позицию я достаточно подробно, как представляется, изложил и обосновал в нескольких работах [16] . Потому здесь изложу ее тезисно и лишь в необходимых для уяснения рассматриваемого вопроса пределах.
Информация, циркулирующая в рамках уголовного судопроизводства, – всего лишь один из видов информации в широком значении этого понятия. В результате совершения преступлений возникают не доказательства как таковые в уголовно-процессуальном смысле, а информация, связанная с совершением преступлений, с фактами изменения вследствие этого реальной действительности. Такая информация существует объективно, вне сознания лица, расследующего преступление (или иного субъекта уголовно-процессуальной деятельности). Ее возникновение, сохранение, возможности собирания и исследования подчиняются определенным объективным закономерностям.
Только сознание следователя (здесь и далее под ним, если иное не будет оговариваться, я буду иметь в виду и других профессиональных субъектов уголовно-процессуальной деятельности), его целенаправленная деятельность, обращение его к информации на основе познания как названных закономерностей, так и закономерностей формирования судебных доказательств, позволит придать части объективно возникшей в результате совершения преступления информации (ее в науке называют уголовно-релевантной, т. е. криминалистически значимой информацией) доказательственную силу. Иными словами, включить ее в этом качестве в процесс судебного доказывания.
Самые общие информационные закономерности (возникновения, существования, использования и т. д. информации) изучаются, конечно же, не теорией доказательств и не криминалистикой. Они изучаются наукой, приобретающей в наше время все большее и большее методологическое значение, – теорией информации, предмет которой и составляют «законы и способы измерения, преобразования, передачи, использования и хранения информации» [17] . В сущности, и теория доказательств, и криминалистика изучают те же закономерности. Но! Во-первых, относительно специфического, уголовно-релевантного вида информации; во-вторых, каждая из них изучает эти закономерности в своих целях.
Цель изучения информационных закономерностей теорией доказательств – учет их самих и результатов их проявления в возникновении и развитии норм доказательственного права, его институтов и системы. На этой основе, как верно отмечалось в литературе, в частности В.Я. Колдиным, «теория доказательств исследует процесс доказывания как динамическую систему правоотношений». Иными словами, теория доказательств изучает общественные отношения, связанные с процессом доказывания в уголовном судопроизводстве.
Но процессуальные отношения и процессуальные институты не охватывают и в принципе не могут охватить всей многогранной, далеко не инвариантной деятельности по собиранию, исследованию, использованию и оценке уголовно-релевантной информации. Подобно тому как, скажем, теория шахматной игры не в состоянии формализовать все ситуации, возникающие и могущие возникнуть в практике игры, как военное искусство не может предугадать все перипетии предстоящего сражения, так и теория доказательств не может облечь в форму соответствующих правоотношений весь процесс доказывания, формализовать (в лучшем смысле этого слова) всю информационно-познавательную деятельность по исследованию преступлений.
Более того, даже соблюдение всех процессуальных предписаний без наполнения их криминалистическим содержанием – еще не расследование, не исследование преступлений. «Очень многие следственные производства, – писали семьдесят лет назад В. Громов и Н. Лаговиер, – являясь удовлетворительными с точки зрения соблюдения процессуальных форм, в то же время совершенно неудовлетворительны с точки зрения основной цели всякого расследования – раскрытия материальной истины. Процессуальные нормы внешним образом соблюдены, следствие по делу закончено, а «след» – тот самый – безнадежно утерян… Но что было сделано, чтобы «след» найти, чтобы запутанный клубок распутать? На первый взгляд сделано все: свидетели допрошены, длинная цепь протоколов налицо. Но более внимательное ознакомление с делом показывает, что в действительности следователь брал лишь те доказательства, которые, если так можно выразиться, сами плыли ему в руки… В сущности, вместо доподлинного расследования и искания истины оказывается чисто обрядовая регистрация всевозможных фактов, которые всплыли сами собой» [18] . К сожалению, по причинам, требующим глубоких специальных исследований (освещение которых явно выходит за пределы темы настоящей лекции), это наблюдение одних из первых российских криминалистов не только не потеряло, но и приобрело большую актуальность в настоящее время.