Даже краткий анализ характера Жюльена убеждает в том, что он – главная фигура микросреды, к которой следует отнести также Матильду и госпожу Реналь. В общении их друг с другом раскрываются характеры и нравственно-психологические возможности каждого персонажа. Характеры героинь, достаточно неординарные, тоже могли бы остаться нереализованными, не окажись на их пути Жюльен Сорель. Таким образом, наличие микросреды, как показывает данный роман, – один из главных и необходимых признаков романной структуры. В предшествующих французских романах, в том числе романах Руссо и Констана, общая ситуация ограничивалась воспроизведением микросреды и намеками на существование иного, более широкого мира. Реальные связи героев с историческими обстоятельствами оставались не выявленными. В «Красном и черном» эти связи предельно обнажены, личностные миры сплетены друг с другом и жизнью общества в целом. За счет этих связей и изображения различных социальных кругов расширяется жизненная ситуация, что добавляет новые впечатления в сознание Жюльена. Развязка демонстрирует итог эволюции героя, поэтому она очень значима в сюжетном и семантическом плане.
Реалистически точный анализ сложного и противоречивого внутреннего мира героя не заслоняет тех ценностных ориентиров, которые присутствуют в его сознании. Временами они как бы уходят вглубь, а в финале четко обозначаются и осознаются героем, предопределяя трагический исход его жизни. Трагическая развязка в данном случае – способ утверждения характера человека, который поднялся до осмысления не просто бесперспективности борьбы с окружающим миром, а неминуемости глубокого и непреодолимого конфликта с обществом и невозможности нравственного и идейного слияния с ним. Что и указывает на присутствие монологической тенденции в романе Стендаля.
Отмеченные особенности содержательного характера являются признаками романа нового типа. Они обусловливают и многие стилевые тенденции, в первую очередь тип сюжета. Сюжет органически сочетает концентричность, т. е. сосредоточенность на судьбах главных героев, и масштабность, т. е. широту изображаемой жизни. Французский ученый Жан Прево в своей книге «Стендаль», написанной еще в 1942 г. и переведенной на русский язык в 1960-м, заметил, что его изумляет «ритмическая последовательность сатирических эскизов и глав, посвященных интриге»; это он назвал контрапунктом. Исследователь обратил внимание на умелое чередование описания и повествования, на построение самих сцен, на выбор повествователя, который не прибегает к форме чужих писем или записок, не притворяется незнающим, а ведет рассказ от своего имени, т. е. от третьего лица, изредка комментируя происходящее, а чаще добиваясь эффекта только повествованием или описанием, иначе говоря, предметными деталями. Повествователь свободно переходит от одного эпизода к другому, а внутри эпизода – от собственного рассказа к речи героев, используя нередко прием несобственно-прямой речи. «Эти переходы, – отмечал Прево, – так быстры, так великолепно выполнены, что читатель не замечает перемены, ему не нужно заново приспосабливаться в каждом отдельном случае, как это бывает при чтении эпистолярных романов».
Итак, все названные здесь и, вероятно, не замеченные особенности романа Стендаля свидетельствуют о появлении в литературе романной структуры высокого уровня, в которой в весьма совершенном виде демонстрируются принципы подхода к пониманию и изображению человеческой личности, объективно связанной с историческими обстоятельствами разного рода, выступающими нередко в роли мотивировок ее поведения.
Подобные достижения свойственны и первому русскому роману реалистического типа – «Евгению Онегину» А.С. Пушкина.
А.С. Пушкин, как и Стендаль, прекрасно осознавал роль и значение романной традиции, сложившейся в европейской литературе к началу XIX века. Это позволило ему освоить и представить новый тип романа, хотя и в стихотворной форме. В «Евгении Онегине», как и в «Красном и черном», имеет место такой тип ситуации, где герои, находящиеся в фокусе внимания автора и составляющие романную микросреду, вписаны в среду, с которой они связаны – рождением, воспитанием и последующим существованием. Специфический характер романной ситуации намечается уже в первой главе и подчеркивается выделением главного героя и подробным воссозданием его предыстории и привычного уклада светской столичной жизни. Ситуация уточняется во второй главе, где картина столичной жизни Онегина дополняется сведениями о юности Ленского и Татьяны, а затем об особенностях провинциальной поместной жизни.
Таким образом, эти три героя образуют микросреду, которая вписана в среду. Мастерское изображение среды придало роману то качество, которое Белинский назвал «энциклопедичностью». Многие исследователи склонны видеть именно в этом главную особенность данного романа, а вместе с тем и романа вообще. «Едва ли не с самого начала роман задуман Пушкиным как широкая историческая картина, как художественное воссоздание исторической эпохи», – писал Е.А. Маймин, добавляя к этому суждения о равноправии героев, о большой роли эпизодических персонажей, мало или совсем не связанных с основными героями, об отсутствии характеров, «требующих особенно подробных, обстоятельных психологических мотивировок» [41]. При этом данный ученый не одинок в своем восприятии этого произведения.
Думается, что в приведенных обобщениях заостряются и абсолютизируются очень важные аспекты содержания, но не учитывается истинное соотношение таких аспектов. Писатель умеет тонко, изящно, незаметно, ненавязчиво ввести в текст массу наблюдений, сообщить много подробностей о разных сторонах жизни московского, петербургского и провинциального общества, о себе самом, даже о читателе. Но Пушкин понимал, что в его произведении не может быть действительного равноправия для всех участников повествования, для всех лиц, появляющихся на его огромном полотне. Он все время направляет наше внимание, собирая и концентрируя его на судьбах ведущих героев, в исследовании которых и заключается задача романа. На это обратил внимание Белинский, который, высказав мысль об энциклопедичное романа, сосредоточил главное внимание на анализе характеров Онегина, Татьяны и Ленского.
Осмысляя содержание произведения в целом, действительно нельзя не заметить, что писатель предлагает внимательно всмотреться в жизнь дворянского круга, чтобы убедиться в консервативности и ограниченности изображаемой среды, проявляющихся и в быту, и в поведении, и в настроениях. Стоит только вспомнить сцены провинциальной жизни, будничной и праздничной, концентрированные зарисовки московского общества, картины петербургского раута. Не меняются привычки, чепчики, поклонники, не обновляются мысли: «Татьяна вслушаться желает// В беседы, в общий разговор,// Но всех в гостиной занимает// Такой бессвязный пошлый вздор». И это не самая едкая характеристика. Петербургским посетителям салона Татьяны и ее мужа достается еще больше: «Тут был, однако, цвет столицы,// И знать, и моды образцы,// Везде встречаемые лица, // Необходимые глупцы;…Тут был Проласов, заслуживший// Известность низостью души,// Во всех альбомах притупивший, // St. – Priest, твои карандаши;…В дверях другой диктатор бальный // Стоял картинкою журнальной,// Румян, как вербный херувим,// Затянут, нем и недвижим…» Эти наблюдения указывают на поразительную широту и глубину изображения дворянского общества, на ироничность интонации.