Еще пример. Вы знаете, как идет работа с выдвиженцами. Идет выдвиженец в аппарат с уверенностью, что он аппарат весь перевернет, а его аппарат начинает затягивать, как тина. Выдвиженец сопротивляется, не желает тонуть в болоте, но, как ему сопротивляться, он не знает, и вот первое время замечается чрезвычайное нервничанье выдвиженца.
Какие тут методы? Поставить выдвиженца на самостоятельную работу. Пока выдвиженец находится в аппарате, ему кажется, что к нему невнимательно относятся, а когда он идет, например, на инспекторскую работу в деревню, тогда он со своей пролетарской точки зрения умеет подойти к вопросам, поставить вопросы — нажать на фининспектора, если фининспектор неправильно действует, нажать на бюрократа, который закрывает избы-читальни не вовремя; своим пролетарским чутьем и настойчивостью он влияет на массу, на актив. Когда он видит, что знания, приобретенные в аппарате, помогают ему добиться результатов, он уже совершенно иначе себя чувствует. Таким образом, вопрос самостоятельной работы — это один из основных вопросов в организации самодеятельности масс.
Все эти вопросы о новых методах работы, конечно, отзываются на постановке всего дела народного образования. Отзываются эти методы и на наших вузах. Когда мы бросаем наших студентов на массовую работу, сначала им кажется, что они не для того учились, чтобы заниматься какой-то ликвидацией безграмотности, или не для того они учились, чтобы руководить «вводными курсами в производство», а для того, чтобы быть инженерами. Но когда они соприкасаются с массами, то скоро начинают понимать, что значит «уча — учимся». Они видят, что они и того, и другого не знают, — здесь начинается серьезная самопроверка. Поэтому студент, который работает с массами, уже не тот, который сидит только над книжками.
Американский ученый Тейлор, когда пишет о профобразовании, говорит, что необходимо, чтобы студент высшего учебного заведения годик поработал на производстве рядом с рабочим в таких же условиях, что и рабочий, не получая никакой привилегии, на одной ноге с ним работал, — тогда он будет настоящим специалистом, который не только пишет какие-то планы, но умеет свои планы и проверять. Сейчас у нас это идет стихийно, и жизнь требует того, чтобы студенты шли в массы. Многим, особенно старой профессуре, это кажется нарушением учебных порядков, сами студенты не всегда идут охотно; но массовая работа — это школа, через которую должен всякий специалист пройти. И вузовская работа сейчас принимает несколько другой характер — гораздо более глубокий, чем это было раньше.
Здесь мы подходим еще к одному вопросу. Мы знаем, что в хозяйственной области у нас — пятилетка. У нас каждый малыш о пятилетке говорит, пионеры всё толкуют о пятилетке. Приезжал к нам один американец. Когда наш работник, т. Киров, стал рассказывать ему, как мы ведем пропаганду пятилетки, американец все повторял, что это удивительно. «Неужели вы это делаете — уделяете так много внимания этому вопросу? У нас ничего подобного нет», — говорил он. Ему рассказывали о всех плакатах, о диаграммах — обо всем, что делается по пропаганде пятилетки. Надо сказать, что размах пропаганды пятилетки у нас чрезвычайно большой.
Кто не знает про пятилетку, про плановую работу, про промфинплан? Все знают, что надо действовать по плану. Это уже вошло в жизнь. А вот насчет культурной работы, что и тут надо по плану делать, — этого еще никто не знает. А если бы кто-нибудь обмолвился, что надо планово работать, то сам он хотя и скажет, что надо планово работать, но думает, что это еще не скоро будет. Возьмите село: тут у вас и детский дом, и школа, и изба-читальня, а школьники пишут: «У нас нет книжек», — и пионеры пишут: «У нас нет книжек», — и детский дом пишет: «У нас нет книжек», — и изба-читальня пишет, что нет книжек. А если бы сложили гроши вместе, были бы книжки. Детский дом рядом, но ничего не знает об избе-читальне. Школа ничего не знает о детском доме, живут точно на необитаемом острове. Нет не то что плановой работы, а нет и элементарной связи, скажем, между избой-читальней и школой. Тут нет никакой увязки, нет культурного комбината, нет плановости в работе.
У нас при Наркомпросе работает Комитет политпросветработы. Он имеет большое значение. Очень редко кто-нибудь из Московского отдела народного образования заглядывает в Комитет политпросветработы. Мы думали, что туда будет заходить не только один т. Артамонов, а вообще Моно в целом будет больше интересоваться этой работой. Но вот т. Артамонов видел, знает и всеми косточками чувствует, как мы врассыпную все работаем: отдельно профсоюзы, отдельно кооперация, отдельно Политпросвет и отдельно Колхозсоюз. Когда мы поставили злободневный вопрос о работе в колхозах, то к нам пришли представители от сорока организаций, работающих среди взрослых. Таких организаций уйма, но каждая организация работает сепаратно.