Теперь о материальном положении учителя. По данным РКИ, в ноябре учитель получал 4 товарных рубля. Теперь он получает от 10 до 12 рублей — и голодает. Сжимание «ножниц» имеет для учителя то значение, что поднялась цена на хлеб, и на 10–12 рублей он может купить меньше хлеба, чем раньше покупал на 4 товарных рубля. Но это жалкое жалованье учитель получает с задержкой в два-три месяца, а иногда не получает вовсе. В отчетах можно встретить такие фразы: «Учителя никто не кормит, он сам кормится».
Да, мы требуем от учителя антирелигиозной пропаганды, истинно марксистской постановки школы, но он «сам кормится», его «никто не кормит». Предпринят был ряд договорных кампаний по всем этим губерниям. По этим договорам крестьяне должны были давать хлеб, а уездный отдел народного образования брался доставить его учителю. Договоры не исполнялись обеими сторонами и только дискредитировали Советскую власть, потому что бывали случаи, когда уездный отдел народного образования, получив от крестьян хлеб на три школы по договору, открывал одну школу и не в том месте, в котором хотели крестьяне. Договоры не исполнялись и крестьянами. За официальным договором следовал договор домашний, по которому учителю давалось гораздо меньше, чем по официальному договору, а по официальному договору давался только прокорм. И сейчас в некоторых губерниях учитель сведен на положение пастуха в прежнее время: учитель ходит из дома в дом, сегодня он кормится в одном крестьянском дворе, завтра — в другом, послезавтра — в третьем, а иногда и ночует так. Это делается в волостях, отстоящих верст на сто от уезда, куда работники из уезда сплошь и рядом не заглядывают. Таково материальное положение учителя. Учитель как-то существует и сам кормится.
Как же он сам кормится? Вот, например, обследование Пензенской губернии. О чем оно говорит? Оно говорит, что учителя, вовсе не религиозные, которые не крестят принципиально своих детей, всё же вынуждены, для того чтобы не умереть с голоду, читать псалтырь по покойникам. Но это уже исключительный случай. Обыкновенно учитель живет тем, что нанимается летом в работники к кулаку или вяжет варежки, шьет обувь или в лучшем случае хозяйничает в своем хозяйстве, если он местный крестьянин. Так существует учитель. Крестьяне расценивают крайне отрицательно эту договорную кампанию, часто ненавидят учителя. Самарские учителя пишут: «Выйдешь на сход — кланяешься-кланяешься, просишь-просишь, сколько насмешек терпишь — передать словами нельзя». А Владимир Ильич писал, что у нас учитель должен быть поднят на такую высоту, как ни в одной стране.
Вы видите, товарищи, какая еще громадная работа предстоит нам, чтобы достигнуть хоть первых шагов в деле улучшения материального положения учительства.
ПОЛОЖЕНИЕ ШКОЛЫВы думаете, что у нас хорошие школьные здания? Здания школьные тоже должен содержать крестьянин, хотя он указывает на декрет о едином продналоге, где говорится, что на этот продналог содержится школа. А между тем и учителя содержатся на счет крестьянина, содержатся и школы на счет крестьянина, и здания школ. Какой результат от этого? Результат такой, что школьные здания в некоторых местах сдаются в аренду. Например, в Гомельской губернии, где помещения причта в 1920 г. были обращены под школу, в 1921 г. переданы опять попам по договорной кампании, которую теперь нарушить, оказывается, невозможно, а школы ютятся в помещениях учителей. Что из этого выходит, какая тут картина получается — дает нам описание Пензенской губернии, где описывается урок, происходивший в одной сельской школе. Помещение школы довольно неплохое, но школа не отапливается, и потому классы забиты досками. Учительница занимается с учениками в своей комнате, а так как комната тоже еле-еле отапливается, то она сидит в лохмотьях на печи и делает диктовку по Пуцыковичу; ученики сидят в страшной грязи на полу и пишут мелом на полу и стенах.
Товарищи, такое материальное положение школ не является чем-то из ряда вон выходящим, но обыкновенно, когда мы встречаемся с этим, когда мы слышим об этом, то мы говорим: «Это исключение. Но ведь есть очень хорошие школы». Да, товарищи, есть школы действительно чрезвычайно хорошие, каких нет ни в Западной Европе, ни в Америке. У нас есть школы, проникнутые настоящим пролетарским духом, в которых содержание и методы работы стоят на высоте. Но эти школы, к сожалению, представляют собой редкое исключение. Они только показывают, что можно было бы сделать, а вот эти обследования показывают, что есть на самом деле.