Давайте начнём с обусловленной реальности, поскольку именно о ней большинство из нас знает больше всего. Мы постоянно ограничены пространством, временем и конечностью человеческого разума. Если мы находимся, скажем, в Чикаго или Лондоне, то не можем тогда пребывать в Кейптауне или Катманду. Если мы живём в двадцатом веке, то не можем быть так же в девятом столетии с Карлом Великим или в двадцать пятом – с Баком Роджерсом. Обычно мы не можем думать более чем об одной вещи одновременно; мы помним только крошечный фрагмент того, как проходил наш путь; многие из нас не смогут перемножить в уме числа, которые больше простых двузначных чисел. Что ещё хуже, наше мышление обусловлено всевозможными желаниями, страхами и представлениями о себе, с которыми мы не расстаёмся. Каждый из нас сознательно (или неосознанно) думает о себе, что он – человек, который всегда к чему-то стремится, чего-то боится, которому что-то нравится, что-то не нравится, который во что-то верит, во что-то не верит. Таким образом, с тех пор, как мы заковали себя в эту виртуальную клетку – не менее прочную, чем клетка из железных прутьев, в которой мы не смогли бы даже шевельнуться – мы только через неё можем контактировать с другими людьми, когда хотим понять их мысли. Таков характер обусловленной реальности.
Некоторые могут подумать, что обусловленная реальность – это единственное, что существует, или, по крайней мере, единственное, о чём можно знать. Однако, теософия, как и религия, предлагает иное: обусловленная реальность не могла бы существовать или была бы непостижимой без своей противоположности. Точно так же, как положительные заряды предполагают наличие отрицательных, как вещество предполагает существование антивещества, так и обусловленная реальность предполагает существование Безусловной реальности в качестве своей противоположности и матрицы, в которой неразделимо сплавлены все времена и все места, а мысль и энергия беспредельны. Это есть чистое пространство и чистое сознание.
Взаимодействие духа, или сознания, и материи с первым пузырьком-вселенной распространяется из этой области. Их смешение даёт начало конкретным вселенским формам, включая нас самих. Оба вселенских аспекта исходят из первичной области, каковой является Неведомый корень, то есть, Абсолютное сознание, или Безусловная реальность. Из безусловного сознания исходит дух, из безусловного движения, или энергии, появляется материя (которая, как мы знаем из физики, представляет собой просто конкретные формы энергии). Но теперь они взаимодействуют, создавая энергетическое поле, которое производит обусловленное сознание в том виде, в каком мы его знаем, а это сознание, в свою очередь, создаёт (или, скорее, отбирает для себя из вселенской голограммы) определённые конфигурации материи.
Особо следует отметить использование слова «символ» в приведённом выше отрывке из книги Блаватской, поскольку сознательное существование там названо «обусловленным символом», а дух и материя – «двумя символами» Абсолюта. В мировых религиозных и духовных традициях «символ» является очень важным термином. По-гречески он буквально означает «совместное снижение», предполагая нечто, связаное с чем-либо, но более важное. Теолог Пауль Тиллих сказал о символах как об участвующих в том, что они изображают. Другими словами, взаимодействие с символом – это более чем взаимодействие с самой вещью, поскольку оно устанавливает контакт с другой реальностью.
Здесь следует различать знак и символ. Знак, сообщающий, сколько миль до следующего города, просто даёт информацию, понятную для большинства людей. Этот знак не «принимает участия» в тех милях. Но если бы водитель был человеком, возвращающимся после долгих лет отсутствия в город, в котором он вырос, изображение этого знака могло бы оказать влияние, далеко выходящее за рамки фактической информации о том, сколько миль ему ещё предстоит проехать. Оно могло бы вызвать в памяти водителя прежние картины, звуки, даже запахи, пока бы он думал о названии этого города. Точно так же для влюблённого мысли о его любимой – это не просто случайное воспоминание о ком-то, как и для верующих крест на церкви или звезда и полумесяц на мечети – нечто большее, чем просто знаки, указывающие на тип этих зданий, поскольку они могут вызвать искреннее религиозное чувство и ощущение божественного присутствия, которое они символизируют.
Когда говорят о нашем сознательном существовании, а также о духе и материи как символах Безусловной реальности – это важное утверждение. Оно означает, что наше собственное сознание и наше собственное физическое существование – а также всё, что мы видим вокруг нас как материю, сформированную её сложным взаимодействием с духом – позволяет нам быть частью Высшей реальности. Мы принимаем участие в ней посредством этих символов настолько, насколько мы участвуем в нашей собственной реальности. Мы могли бы узнать, что мы сами и всё, что нас окружает, представляет собой скрытую Высшую реальность, безграничное Бытие и Блаженство, если бы мы могли раскрыть её тайну. Это похоже на тезис учителей дзен, которые говорят, что природа Будды – это изгородь в глубине сада, и просветление можно найти в мытье посуды после обеда. Согласно теософии, рассматривая непростые связи между изначальной Безусловной реальностью и нашей действительностью, мы никогда не должны забывать, что они не являются связями в нашем пространстве и времени, тем не менее Безусловная реальность всегда рядом с нами – здесь, сейчас и внутри обусловленной реальности.
Большая часть «Тайной доктрины» формально является комментарием к эзотерическому тексту под названием «Стансы Дзиан», который на странном мифическом языке красочно описывает процесс возникновения Вселенной, опирающийся на сознание и материю. Следующий пассаж может поначалу показаться довольно эксцентричным тем, кому язык современной науки более привычен:
Последняя вибрация седьмой вечности пробегает сквозь бесконечность. Мать раздувается, расширяясь изнутри наружу, как бутон лотоса. Вибрация распространяется, касаясь своим быстрым крылом всей Вселенной и зародыша, пребывающего во тьме: в той тьме, что дышит над дремлющими водами жизни. Тьма излучает свет, и свет отбрасывает один-единственный луч в глубь матери-бездны. Луч пронзает девственное яйцо, заставляя вечное яйцо начать трепетать, чтобы выбросить из себя невечный зародыш, который сгущается в мировое яйцо (там же, p. 28).
Почему бы не считать это красочной метафорой квантового события (кванты – частицы света), породившего Вселенную? Далее следует описание яйца, дающего начало отцу и матери, которые в свою очередь рождают лучезарное дитя: дух, материю и новое индивидуализированное сознание со всеми его чудесами и ужасами.
Язык «Тайной доктрины», как и теософии в целом, является не более чем «наводчиком», способным дать вдохновение в процессе джнана-йоги, который, в конечном счете, должен быть отброшен, чтобы освободить место для более глубокого понимания, каковое тоже не будет окончательным. Никогда не будет конца исследованию Высшей тайны. Тем не менее, этот язык выполняет замечательную функцию, подобно мифу и ритуалу в любой религии.
Граница между обусловленной и Безусловной реальностью – вовсе не на замке. Она имеет множество «дверей и окон», через которые передаются сообщения, а люди приходят и уходят. Эти «двери и окна» есть символы и инструменты религии; к ним относятся её доктрины, обряды, институты, её искусство, а также практики, такие как молитва и медитация. Их главная ценность заключается в том, что они придают Безусловной реальности человеческую значимость. Они окрашивают и преломляют, подобно витражам, её белый свет: так появляются учителя, спасители, обряды исцеления и священные собрания. Подобно порталам, они открывают специфические пути, ведущие на Другую сторону в соответствии с духовной традицией: это молитва, медитация или вера. Преобразуя Безусловную реальность в определённые формы, они делают её способной говорить на языке нашего мира, в котором всё конкретизируется: люди, места и времена, обычаи и концепции. Безусловная реальность становится сутью особенного Человека-спасителя, святого места или времени, священного обряда и, наконец, истинной идеи. Придавая Безусловной реальности человеческое лицо, связующие «двери и окна» делают её, как и должно быть, частью нашего мира, поскольку из неё он и вышел.