Выбрать главу

Субъективность внутреннего видения не признает их (догмы) за реальную ценность. Внутреннее видение – не галлюцинация, поэтому его реальность есть реальность человеческой психики. Они – символы, в которых воплощено высочайшее знание и благороднейшие стремления человеческого ума. Визуализация их представляет собой творческий процесс духовной проекции, посредством которой внутренний опыт переводится в видимые формы, что можно сравнить с творческим актом художника, чьи субъективные идеи, эмоции или видения преобразуются в объективной работе искусства, которое имеет собственную реальность, независимую от творца.

Но как художник должен достичь совершенства в средствах выражения и использовать различную техническую помощь для достижения законченного выражения своей идеи, точно так же и духовные люди должны владеть возможностями своего ума и использовать некоторые технические средства, чтобы через свое видение распознать силу и ценность Реальности. Его технические средства есть янтра, мантра и мудра: параллелизм видимого, слышимого и ощущаемого, то есть того, что можно почувствовать. Они – показатели ума (читта), речи (вак, вача) и тела (кайя).

Здесь термин "янтра" используется в значении мандала (тиб. дКйил-'кхор) – систематической упорядоченности символов, на которой основан процесс визуализации. Она, вообще говоря, может иметь форму четырех-, восьми- или шестнадцатилепесткового лотоса, образующего исходную зрительную точку медитации.

Мантра (тиб. гЗунгс, сНгагс) – это слово, священный звук, передаваемый от Гуру к ученику во время ритуала посвящения и в процессе духовной практики. Внутренние вибрации, вызванные этими священными звуками и их ассоциациями в сознании практикующего, пробуждают его ум к переживанию высших измерений.

Мудра (тиб. Пхйаг-ргйа) – телесный жест (в основном руки), сопровождающий ритуальное действие и священное слово, а также внутренняя позиция, подчеркиваемая и выражаемая этим жестом.

И только немного скоординировав все эти факторы, практикующий сможет создать свое духовное творение и реализовать свое видение. Оно не является чем-то подобным эмоциональному экстазу или буйному и неограниченному воображению, это сознательно направляемый духовный процесс творчества в направлении к Реализации, в котором больше нет места случаю, неопределенным эмоциям или путаным мыслям.

"Старая буддийская идея, что действия, осуществленные посредством тела, речи и мысли (кайена, вачайя, удачетаса), являются в то же самое время запредельными, насколько и творящими карму, вследствие выражения человеческой воли, получила новое значение в Ваджраяне. Это соответствует новому убеждению относительно огромной важности ритуальных действий: координации действий тела, речи и ума (мысли) дает возможность практикующему (садхака) ввести себя в динамику сил вселенной и сделать их послушными для своих целей" (Н. von Glasenapp, 1936).

Динамичные силы вселенной тем не менее не являются чем-то отличным от сил человеческой души, и осознание, преображение этих сил в своем уме – не только для собственного блага, но и для блага всех существ – цель буддийских тантр.

Буддист не верует в независимое и отдельное существование внешнего мира, в чьи динамичные силы он может интегрироваться. Внешний и внутренний мир для него – только две стороны одной и той же ткани, где все нити сил и событий, всех форм сознания и его содержания вплетены в неразрывную сеть бесконечных взаимообусловленных отношений.

Слово "тантра" относится к понятию "сотканного" и его производных (нить, пряжа, ткань), намекающему на переплетенность всех вещей и событий, взаимозависимость всего, что существует, непрерывность взаимодействия причин и следствий как в обычной жизни, так и в духовном традиционном развитии, которое подобно нити, пролагающей свой путь через ткань истории и индивидуальные жизни. Писания, вошедшие в Буддизм под именем тантрических, всегда имеют мистическую природу, так как они устанавливают внутреннюю связь вещей: тождество микрокосмоса и макрокосмоса, ума и вселенной, ритуала и реальности, мира материи и мира духа.

Это сущность тантризма, поскольку он развивался с логической необходимостью, вытекающей из религиозной практики последователей виджнянавады и йогачары (первые подчеркивали больше теоретический или философский, вторые – практический аспекты одной и той же школы Буддизма Махаяны. Подобно гигантской волне тантрические воззрения на мир пронеслись над всей Индией, проникая в Буддизм и индуизм, модифицируя их и стирая многие их различия.

3. ЗНАНИЕ И СИЛА: ПРАДЖНЯ ПРОТИВ ШАКТИ

Влияние тантрического Буддизма на индуизм было так глубоко, что до настоящего времени большинство западных школ востоковедения находится под впечатлением, что тантризм – это индуистское творение, принятое уже на уровне упадка буддийскими школами.

Против этой точки зрения говорит большая древность и последовательное развитие творческих тенденций в Буддизме. Уже ранние махасангхики имели специальный набор мантрических формул в своих "Дхарани-питаке" и "Манджушри-мула-кальпе", которые, согласно некоторым авторитетам, восходят к первому столетию н.э. и содержат не только мантры и дхарани, но и бесчисленные мандалы и мудры. Даже если датировка "Манджушри-мула-кальпы" в чем-то неопределенна, то, вероятнее все же, что система буддийского тантризма выкристаллизовалась в определенные формы к концу III столетия н.э., как это можно видеть из знаменитой "Гухьясамаджа Тантры" (тиб. дПал-гсанг-'дус-па).

Утверждать, что буддийский тантризм есть производное от шиваизма, могут только те, кто не имеет возможности познакомиться с тантрической литературой из первых рук. Сравнение буддийских тантр с индуистскими (буддийские в своей полноте сохранились в Тибете и поэтому долгое время не замечались индологами) не только показывает удивительное расхождение в методах и целях, несмотря на некоторое внешнее подобие, но и доказывает духовный и исторический приоритет и оригинальность буддийских тантр.

Шанкарачарья, великий индийский философ IX в. н.э., работы которого сформировали основание всей шиваитской философии, использовал идеи Нагарджуны и его последователей до такой степени, что ортодоксальные индуисты подозревали его в том, что он тайный посвященный Буддизма. Подобным же образом индуистские тантры передают методы и принципы буддийского тантризма и приспосабливают его для собственных нужд. Этот взгляд подтверждается не только тибетской традицией и изучением ее литературы, но и индийскими школами после критического исследования ранних санскритских текстов тантрического Буддизма и его исторических и идеологических связей с индуистскими тантрами.

Бенойтош Бхаттачарья в своем "Введении в буддийский эзотеризм" пришел к заключению, что

"можно заявить без страха противоречия, что буддисты были первыми, кто ввел тантры в свою религию, и что индуисты заимствовали их от буддистов в позднее время, и что поэтому неправильно говорить, что поздний Буддизм был производным от шиваизма" (В. Bhattacharya, 1932, с. 147).

Одним из главных глашатаев этой ошибочной идеи, основанной на внешнем сходстве индуистских и буддийских тантр, был Остин Уоддел, часто цитируемый как авторитет по тибетскому Буддизму. По его мнению, буддийский тантризм есть не что иное, как

"шиваистское идолопоклонничество, культ шакти и демонология. Его так называемые мантры и дхарани – бессмысленная тарабарщина, его мистицизм – глупый маскарад ничего не значащего жаргона и "магических кругов", его йога – паразит, чудовище, которое выросло, раздавив и отравив более менее чистый остов Буддизма, все еще живущий в Махаяне... Доктрина Мадхьямиков была, в сущности, софистическим нигилизмом..., а Калачакра – самая недостойная тема из всех, рассматриваемых философией" (L.A.Waddell, 1895).