24 мая 1968 года
Почти весь день я приставал к дону Хуану с просьбой объяснить, что он имел в виду, говоря о подарке. Я твердил ему, что мы — очень разные люди: то, что представляется ему очевидным, мне совершенно непонятно.
— Сколько он дал тебе растений? — наконец спросил он.
— Четыре, — ответил я, хотя точно не помнил. Тогда дон Хуан велел рассказать подробно все, что произошло после прощания с доном Висенте. Но и этого я вспомнить не мог.
— Здесь все важно: и сколько было растений, и как все происходило. Как я объясню, что это за подарок, если ты ничего не помнишь?
Я попытался восстановить ход событий, но безуспешно.
— Если бы ты сумел все вспомнить, — сказал дон Хуан, — тогда можно было бы понять, где ты промахнулся.
Видно было, что дона Хуана история взволновала. Он настойчиво требовал от меня подробностей, но в моей памяти было пусто.
— Дон Хуан, что, по-твоему, я сделал не так? — спросил я, просто чтобы поддержать разговор.
— Все.
— Но я слово в слово выполнил указание дона Висенте.
— Что толку? Неужели тебе неясно, что выполнять их не было смысла?
— Почему?
— Потому что они предназначались тому, кто видит, а не идиоту, который остался в живых лишь по счастливой случайности. Ты не был готов к встрече с Висенте. Ты понравился ему — и получил подарок. А подарок этот мог стоить тебе жизни.
— Зачем же он тогда его дарил? Если он — колдун, мог бы понять, что я в этих делах ничего не смыслю.
— Нет, этого видеть он не мог. Ты ничего не знаешь, но выглядишь так, будто знаешь.
Я возразил, что никогда не изображал из себя сведущего человека.
— Я не о том, — сказал дон Хуан. — Если бы ты кого-то изображал, Висенте сразу бы тебя раскусил. Дело в другом. Когда я вижу тебя, ты выглядишь человеком знания, а ведь мне известно, что это не так.
— О каком знании ты говоришь, дон Хуан?
— О знании тайных сил — о знании, которым наделен брухо. То же случилось и с Висенте. Он увидел тебя и сделал тебе подарок, с которым ты обошелся как сытый пес — с едой. Когда еда не лезет ему в глотку, он мочится на нее, чтобы не досталась другим собакам. Так и ты. Теперь мы даже не знаем, что произошло на самом деле. Но потерял ты многое!
Он помолчал, пожал плечами и улыбнулся: — Бесполезно об этом жалеть, хотя и радоваться нечему. Подарок силы — редчайший дар. Мне, например, никто таких подарков не делал; а счастливцев можно перечесть по пальцам. Пустить на ветер такую редкость!
— Как жаль, — сказал я. — А нельзя ли его как-нибудь спасти?
— Спасти подарок? — рассмеялся дон Хуан. — Занятная мысль. Только как ты его спасешь?
25 мая 1968 года
Почти весь день дон Хуан учил меня мастерить ловушки на мелких зверей. Целое утро мы резали и зачищали ветки. У меня накопилось много вопросов, которые я собирался задать старику во время работы, но он отшутился, сказав, что из нас двоих только я умею работать руками и языком одновременно. Наконец мы присели отдохнуть.
— Дон Хуан, — сразу же начал я, — что значит видеть?
— Когда научишься, тогда и узнаешь. Я не могу это объяснить.
— Почему? Секрет?
— Нет, просто не смогу растолковать.
— Ну почему?
— Словами этого не объяснишь, они покажутся тебе бессмысленными.
— А ты попробуй, дон Хуан. Может, я пойму.
— Нет, до этого надо дойти самому. Когда научишься видеть, тогда все вещи будешь воспринимать по-другому.
— Выходит, ты уже не можешь видеть мир как обычные люди?
— Я вижу его двояко. Когда смотрю на мир, воспринимаю его так же, как ты. Если же хочу увидеть, пользуюсь своим умением и воспринимаю совсем по-иному.
— А вещи, которые ты видишь, меняются?
— Нет, меняется лишь взгляд на них.
— Я хочу сказать, когда ты видишь, скажем, дерево, оно остается прежним?
— Нет. Меняется — хотя и остается прежним.
— Но если всякий раз ты видишь его по-разному, значит, твое видение — всего-навсего иллюзия!
Дон Хуан рассмеялся, но ответил не сразу. Помолчав, он сказал:
— Когда ты смотришь на вещи, ты их не видишь. Просто смотришь, чтобы убедиться, что перед тобой что-то есть. Поскольку ты их не видишь, они не меняются — и кажутся одними и теми же. Только научившись видеть, можно воспринимать одну и ту же вещь по-разному. Помнишь, я говорил тебе, что человек — это яйцо. Так вот, всякий раз, когда я вижу какого-то человека, я вижу яйцо — но не одно и то же.
— Но если ничто нельзя распознать, так как ничто не остается прежним, — какой смысл учиться видеть?
— Смысл простой: видеть вещи такими, каковы они на самом деле.
— Выходит, я не вижу?
— Не видишь. Только смотришь. Вспомни тех трех мексиканцев. Ты подробно описал каждого, кто во что был одет. А для меня это доказательство того, что ты их не видел. Если бы видел, сразу бы понял, что это не люди.
— То есть как?
— А вот так.
— Не может быть! Они ничем не отличались от нас с тобой.
— Еще как отличались! Поверь мне.
Я спросил, не были ли они привидениями или духами. Дон Хуан ответил, что не знает значения этих слов.
Я достал вебстеровский словарь и зачитал значение слова «привидение»: освободившийся от плоти дух умершего, появляющийся в виде тусклой тени перед живущими. Затем прочитал про слово «дух»: сверхъестественное существо, призрак, обитающий в определенном месте; может быть как добрым, так и злым. Дон Хуан сказал, что, пожалуй, их можно назвать духами, хотя это не совсем точно.
— Духи-хранители?
— Нет. Ничего они не охраняют.
— Что же тогда они делают? Следят за нами?
— Видишь ли... Это силы. Не добрые и не злые. Силы, которые брухо может подчинить себе.
— В таком случае они — гуахо.
— Верно. Гуахо человека знания.
Впервые за восемь лет нашего знакомства дон Хуан подробно объяснил значение слова «гуахо». Сколько раз я просил его об этом! Но он отвечал, что я и сам все знаю — глупо расспрашивать о том, что знаешь. Услышанное оказалось для меня новостью.
— Ведь ты говорил, — стал допытываться я, — что гуахо находятся в растениях и грибах.
— Я этого не говорил, — возразил дон Хуан. — Ты, как всегда, прибавляешь от себя.
— Дон Хуан, у меня все записано!
— Можешь писать что угодно, только я этого не говорил.
Я напомнил, как он рассказывал, что у его благодетеля гуахо был дурман, а у него самого — дымок и что каждый гуахо находится в определенном растении.
— Неверно, — нахмурился дон Хуан. — Мой гуахо — дымок. Но это не значит, что он — в куреве, в грибах или трубке. Просто эти вещи необходимы для встречи с гуахо. А называть его дымком у меня есть свои причины.
Встретившихся мне мексиканцев дон Хуан называл «не-людьми» (los que' no son gente) и сказал, что они — гуахо дона Висенте.
Я напомнил, что в свое время он объяснил разницу между гуахо и Мескалито: гуахо нельзя видеть, а Мескалито — можно.
Слово за слово — и мы увязли в дискуссии. Дон Хуан стал объяснять, что гуахо нельзя увидеть потому, что он может принять любые обличья. Я заметил, что то же самое он говорил о Мескалито. Тогда дон Хуан вообще прервал разговор, заявив, что видеть вовсе не значит «смотреть» и что возникшая путаница объясняется исключительно моей склонностью к болтовне.