– …работал в Комитете.
– Да, в КГБ.
– Мы познакомились на почве общей любви к поэзии. Он мне книжки редкие доставал: Гумилев, Ахматова, Мандельштам. Тогда уже перестройка шла, но эти книги все равно достать было трудно. У него связи были круче моих. А потом я ушёл работать в областную газету.
– Выходит, я его знаю значительно раньше вашего знакомства. – Сказал президент. – Мы вместе с ним учились в школе государственной безопасности. И сегодня он работает у меня, в администрации. Он ваш хороший друг?
– Скорее, хороший приятель. С друзьями так не бывает, что десять лет не виделись. Но человек интересный, думающий. С таким в охотку можно провести неделю-другую на рыбалке. И надежный, как вся ваша братия. Извините, как-то неловко сказал.
– Ну, почему же, вполне лестно для спецслужб. Он вас тоже очень хорошо характеризует.
– Все понятно. Непонятно только одно – зачем я-то вам здесь понадобился? Рыбак из меня посредственный. И вообще, мало интересен для вас. Старый, в кадровый резерв не гожусь.
Президент рассмеялся:
– Для разового поручения вполне подходите. Начинаю загибать пальцы. Окончили университет и партшколу, это раз. Имеете опыт хозяйственной работы, это два. Хороший журналист и литератор вдобавок, это три. Не зашорены и не амбициозны, одно время руководили областной организацией КПРФ, но сами ушли и с партийных должностей и из партии.
Я возмутился:
– Извините, товарищ президент, но отношения с компартией – это мое личное дело. Я по-прежнему считаю себя коммунистом, хотя… Хотя для вас это, наверное, звучит смешно. Анахронизм, так сказать.
На этот раз президент не рассмеялся, напротив, он выглядел сумрачным.
– Вы забыли. Забыли, что мы оба когда-то состояли в одной партии. В КПСС. Если бы я был ярым антикоммунистом, то давно бы запретил партию Зюганова. Поверьте, нашёл бы легальные способы.
– Да кому она сегодня опасна? – хмыкнул я. – Партия парламентских соглашателей. Дедушек и бабушек, которые ностальгируют о времени СССР.
– Тем не менее, у КПРФ сегодня есть серьезная ниша в нашем обществе.
– Вот именно, ниша.
Президент минуту молчал. Потом сказал:
– Ладно, идите, а то стемнеет и придётся добираться в темноте. Единственное дело, о котором я вас прошу – вы должны составить мне подробную докладную записку обо всем увиденном на острове. Доклады вы писать умеете, но и эмоции не возбраняются. Записка должна быть в единственном числе, лично мне. Передадите через Николая. Его телефон у вас есть. Об ответственности за разглашение государственной тайны я не стану говорить. Пусть не будет формальностей. Вы, наверное, в своей жизни много раз давали подписки. И как офицер запаса, и как советский работник. Будем считать, что они в силе.
– А как быть с фофаном?
– Фофаном? Это вы о фанерной лодке, на которой приплыли? – удивился президент. – Согласно нашему с Николаем хитрому плану, вы её должны были купить в станице, откуда начали путешествие по реке. Не арендовать, а купить. Купили?
– Купил.
– Тогда мы возьмём ее на борт катера. Пригодится. Деньги вам потом вернет Николай. Да, – он спохватился – забыл: там, на острове, вас будут кормить бесплатно, но на обратный проезд с острова домой у вас-то деньжат хватит, или мне вам подкинуть?
– Хватит, – ухмыльнулся я. – Вашими заботами, товарищ президент, не бедствуем. А вы мне так ничего и не скажете об особой зоне?
– Нет, ничего не скажу, чтобы не сложилось предубеждение. Сами увидите.
Он молча наблюдал с борта катера, как я укладываю в лодке вещи в свой рюкзак. Но напоследок все же задал вопрос, сильно меня удививший:
– Вы что-нибудь слышали об израильских кибуцах?
– Слышал. Кажется, теперь их осталось совсем немного и они вырождаются в обычные капиталистические предприятия. А что вас интересует?
– Ничего. Счастливого пути и творческих успехов в составлении докладной записки. Скажите Варваре Петровне, что это я вас послал, и передайте ей спасибо за пирожки. Её найти легко. Как придете в поселок – первый дом слева.
2
Я бодро зашагал в посёлок. Через двести метров поле закончилось, и я попал в великолепный сосновый бор. Таких естественных хвойных лесов в наших степных краях не бывает, значит, бор насадили искусственно. Но уже очень давно – полвека назад, а то и больше, судя по высоте деревьев. На первой же встреченной мною сосне был прикреплён щит: «Запретная зона. Проход запрещён. Объект министерства обороны». Выше висел большой, круглый и жёлтый знак радиоактивности, который, как известно, действует на наших сограждан лучше, чем письменные запреты.