сравнивать, кто был самым красивым в мире, самым очаровательным, самым
умным и самым благородным. Да, Жорж де Сарр имел полное право на свою
долю публичности. Под двумя разными заголовками газета поведала ему
нелицеприятную правду о нём: он стал победителем, в общественном, и в
личном. Он добился первых призов, отличился игрой в постановке, заслужил
аплодисменты, и был достоин поздравлений. А если ему ответить на ту
смерть своей? Смерть призывает смерть, как любовь призывает любовь.
Александр ушёл в одиночестве; но Жорж волен к нему присоединиться, если
захочет. Никто не смог удержать Александра от его поступка. Галстук,
который объединял их, не был окончательно разорван, и Жорж мог бы
укрепить его новым узлом. Он вносил свой вклад огромным множеством слов:
теперь от него требовался поступок. Но слова и поступки становились ничем
перед лицом безмолвного ответа мальчика. Когда они вернулись с пасхальных
каникул, их обмен был такого же порядка: стихотворение против открытой
вены. Ныне, Александр опять показал пример. Разве любовь была чем-то
иным, чем игра? Правильно, тогда такой же была и смерть.
Жорж лег на кровать, испугавшись собственного спокойно принятого решения
лишить себя жизни.
Ему хотелось знать, какой яд использовал Александр, чтобы воспользоваться
таким же. Но, вероятно, это было какое-то редкое вещество, которое могло
иметься только у врачей. Жорж не мог вспомнить, есть ли в их аптечке в
ванной комнате хоть один пузырёк или бутылка со зловещей этикеткой. Если
он хочет сделать это немедленно, этим утром, то ему придется поискать
какие-то другие способы. Он отбросил мысль воспользоваться револьвером; он не имел ни малейшего представления о том, как действует это оружие,
хотя один пистолет был заперт в ящике отцовского письменного стола.
Кроме того, его отвращала идея такой насильственной смерти; ничего не
препятствовало ему сделать свою смерть максимально легкой. Достаточно и
того, что он умрет.
Он вскроет вены в ванне. Из того, что он читал – ни одна из форм
самоубийства не подходила больше, чем эта. Он смотрел на катастрофу с
Отцом де Треннесом как на историческую картину: теперь он завершит
собственную катастрофу картиной не менее «исторической» - достойной той
античности, которую любил. Но выйдет ли его картина за рамки простого
остракизма - подражания Петронию из Quo Vadis? [в историческом романе
«Камо грядеши» польского писателя Генрика Сенкевича приближенный Нерона
писатель Петроний на пиру вскрывает себе вены] Это будет своего рода
апофеозом красного цвета, который начался с его галстука и стал особенным
цветом его дружбы. Он считал его цветом любви, но это был цвет крови -
крови, каплю которой он пролил ради Александра, а теперь прольёт и всю
оставшуюся. На самом деле их особым знаком до самого конца будет кровь
ягнёнка. Грехи их не были багряными, но искупление Жоржа станет таковым.
Александр, говоря о гиацинте и Святом Гиацинте, сказал, что, кажется,
пролил свою кровь для двух религий. Жорж пролил бы свою и для третьей -
религии любви, которой были наполнены его письма, и которую ныне ему
предстояло засвидетельствовать. Его предпоследнее письмо, по его словам,
было написано кровью его души; последнее письмо он напишет кровью своего
тела.
Он получал удовольствие, предвидя свой скорый конец, который должен был
приблизить его к Александру. Подобно Нису и Эвриалу, или как эфебы в
битве, они умерли бы друг за друга. Мальчик сдержал бы своё обещание, а
Жорж - свою клятву.
Он позаботится уничтожить все, что осталось ему от Александра - прядь его
волос и две записки. В кратком посмертном послании, которое он адресует
своей семье, он не станет ничего объяснять. В отличие от Расина, у него
не было желания делать это. Его родители сочтут его самоубийство
следствием неврастении, боязни взросления, переутомления, пребывания в
школе-интернате. Но они назовут произошедшее несчастным случаем, для
того, чтобы похоронить его в соответствии с религиозными обрядами.
Вероятно, у Александра тоже будет возможность воспользоваться ими. Тайна
его сердца, таким образом, сохранится. Даже если он не уничтожит записки,
какую связь можно найти между его смертью и словами, в которых звучит
громкий призыв к жизни? А если узнают об их плане побега, то вряд ли
задумаются, почему он захотел умереть раньше, чем попытался его