спрятал его в шкатулку. Он не станет его носить; коснувшись газеты,
кольцо оказалось отмеченным смертью. Идея сегодня же отправиться в С.
пресеклась; похороны, вероятно, еще не состоялись; он может добраться
туда раньше, чем Александр исчезнет полностью. Но как же поступить:
сделать вид, что не заметил новости, или же продемонстрировать удивление?
Причесавшись, Жорж, не задумываясь, использовал лавандовую воду. После
чего ему стало стыдно за то, что он использует этот аромат; хотя, в конце
концов, Александр ведь любил его. Он одевался, руководствуясь этой
мыслью. Он выбрал голубую рубашку - Александр предпочитал видеть его в
голубых рубашках. Взамен легкого летнего костюма он надел воскресный
костюм, который носил в Сен-Клоде. Он заколебался при выборе галстука.
Напрашивался черный, но ему пришлось бы одалживаться у отца, и он
отказался от этой идеи, потому что пришлось бы объяснять свой траур. Идея
оказаться допрошенным была ему противна, и он ещё решительнее, чем когда-
либо настроился сохранить свою тайну. Кроме того, ему хотелось даже в
самых пустяковых подробностях почтить память жизни Александра, а не его
смерть. Он наденет свой красный галстук - не окажется ли красный цветом
траура по Папе? И, в конечном итоге, он не оденет кольцо. Он поощрял
каждую свою иллюзию, потакал себе фантазиями, но душа его в это время
тонула в горе.
За завтраком он почти ничего не съел, и был вынужден признать, что устал.
Его родители заговорили о том, что ему необходим отпуск, и о своём
удачном выборе Пиренеев. Они проявили беспокойство: хватало ли ему
дополнительного питания в последнем семестре школы?
Посреди трапезы принесли телеграмму. Ещё одну из отеля? Но она
предназначалась для Жоржа – это была первая телеграмма в его жизни. Было
неудобно читать её за столом, зная, что она имеет отношение к Александру.
Он вскрыл её, взволнованный, но пытающийся контролировать выражение
своего лица. Она могла быть от Отца Лозона, который, пожалуй, мог
проявить поспешность, пытаясь связаться с ним; или же, её могли послать
родители Александра, нашедшие его записки.
Телеграмма оказалась от Люсьена.
С тобой всем своим сердцем. Прости меня.
Жорж по-прежнему продолжал следовать притворству; пытаясь совладать со
словами, он играл роль.
- Поздравления от Ровьера, - произнёс он, и прочитал телеграмму вслух.
- Поздравления?
- Да. Он прочитал газету, а ещё вспомнил про мой день рождения. Мои
друзья такие же внимательные, как и мои родители.
- Но почему он просит тебя простить его?
- Думаю, это из-за пари, которое, пока мы ехали на поезде, привело к
ссоре - пари насчёт того, упомянут ли про Les Plaideurs в газете, или
нет. Люсьен иногда бывает несколько странным.
Ему было жаль себя, за то, что был вынужден нести такой бред; жаль за то,
что не мог в него поверить.
Наконец пришло облегчение в виде возможности побыть в одиночестве; его
родители собрались уйти. Но он не мог ни на чём остановиться, не мог
решить, выйти ли ему на улицу или остаться дома. Его комната, этот дом,
наполняли его ужасом.
Он вышел в сад. Среди лилий он заметил короткий стебелёк той, которую
сорвал. Он сел. С его фантазиями насчёт присутствия тут, в саду, рядом с
ним мальчика, покончено. Сидя в нескольких метрах от оранжереи, где
вкладывал цветы в письмо от Александра, он опять задумался о новостях,
которые только что получил. Люсьен, очевидно, не сомневался в том, что
смерть Александра была самоубийством, и сожалел за совет, который дал
Жоржу, так же, как сожалел, что рассказал ему о хижине садовника. Он
сказал тогда, что Александр не убьёт себя – «Ему предстоит пройти через
неприятную четверть часа, только и всего». Его «только и всего», должно
быть, тут же вспомнилось ему, когда он увидел эту новость.
Жорж уже обвинял Люсьена; возложив на него часть вины, он тем самым
уменьшал свою ответственность за случившееся. Но разве совет Люсьена
отличался от скрытых намерений Жоржа, истинных намерений, скрывающихся за
показными? Он играл в настоящую дружбу, защищая интересы реальной жизни,
реального будущего.
Нет, настоящим преступником был священник, ставший орудием смерти
мальчика. Именно он, во имя добра, совершил такое количество зла. Жорж с
какой-то свирепой радостью задумался о письме, которое вскоре напишет
ему. Отличаясь от задуманного им сегодня утром, оно, тем не менее, должно
было ударить подобно плети. Оно должно объявить не о близкой смерти