Жоржа, а о жизни, которую он посвятит мести за Александра. У него нет
больше страха перед своим духовником: они поменялись ролями.
Пришла горничная, сказав, что в гостиной Жоржа ожидает учитель из Сен-
Клода. Ему не было нужды узнавать, кто это. Этот человек пришел, чтобы
помешать его горю! Хотя, возможно, он пришел, чтобы лично сообщить о
случившемся, и заслужил того, чтобы Жорж сделал исключение и отказался от
своего одиночества. Но Жорж почувствовал почти неодолимое отвращение к
мысли увидеться со священником. К тому же он боялся, что не осмелится
сказать то, что мог написать. Он колебался, желая, чтобы горничная
сказала, что его нет дома. Но Александр мог послать ему сообщение
посредством этого человека, которого их злая фортуна назначила
надзирающим за каждым их шагом, до самого печального финала. Это
соображение стало решающим, Жорж медленно открыл дверь в гостиную: его
глаза встретились с глазами священника. Но Жорж не смог долго смотреть в
них. Он отвернулся и опустился в кресло, будучи ошеломлённым присутствием
этого человека, ошеломлённым так же, как утром, после того, как прочёл
новость в газете.
Все его мысли о мести исчезли. По сравнению с достоинствами мальчика, за
которого он решил отомстить, все остальное казалось пустяковым, не
имеющим значения. Можно ли чем-нибудь вообще возместить смерть
Александра? Жорж взывал к живому образу мальчика, а не к мысли о его
смерти. Молчание между Отцом и Жоржем затягивалось; в полумраке из-за
задёрнутых штор комната представлялся наполненной вещами, к которым они
вдвоём, казалось, прислушивались, и которым уделяли внимание. И снова
глаза Жоржа наполнились слезами; но, сколько бы он не плакал в последнее
время, они не приносили ему облегчения. Чувства, которым он поддался, и
детали, которыми он приукрасил их, не избавили его от страдания. В эту
минуту его смогло успокоить только чудовищное отчаяние. А ещё, он
стыдился пролить слезы перед человеком, которого прежде пытался обмануть
слезами. Ему было стыдно за свой красный галстук и кольцо. Ему было
стыдно за себя.
Его гость, став лицом к нему и воспользовавшись удобным случаем,
произнёс:
- Сколько бы ты страдал, моя боль сильнее. Я любил этого мальчика больше,
чем ты.
Жорж был поражен торжественностью его речи, и сказанными словами. Могут
ли его чувства, по своей природе быть равными чувствам Отца? И не смогут
ли их взаимные упреки таким же образом компенсировать друг друга? Для
Жоржа, Александр умер потому, что существовал этот священник; для
священника - потому что существовал Жорж. К тому же, разве священник, по
его собственному утверждению, не был уполномочен семьёй и религией, к
которым, к счастью или к несчастью, принадлежал Александр? Это Отец
вправе требовать расплаты. Он совершил ошибку, но только потому, что сам
был обманут. Случившееся осудило меры, предпринятые им, но оправдало
опасения, заставившие их принять.
Угадав, что Жорж расположен выслушать его, он снова, голосом столь же
низким, как когда-то у Отца де Треннеса в общежитии, продолжил:
- Это случилось позавчера. Мы должны были встретиться в три часа. Я отдал
ему то, что ты послал мне. Он неподвижно замер, с бумагами в руке. Затем,
холодно, достал свой бумажник и вынул другие записки; я узнал твой
почерк. Он отдал их мне, вместе с теми, что я только что вручил ему, и
ушёл от меня, не проронив ни единого слова.
- Желая успокоить его, а также узнать, куда он направился, ибо эта сцена
произошла в моём доме, я последовал за ним и увидел, как он входит в свой
дом. Он заперся у себя в комнате. Я подождал его, но напрасно и, спустя
некоторое время, удалился, предложив, чтобы его не выпускали, ибо он
нуждался в отдыхе. И я молился Богу, желая помочь ему пройти через это
испытание, через какое прошёл и ты. Через два часа меня срочно вызвали:
его обнаружили в отцовском врачебном кабинете. Он принял
быстродействующий яд и умер.
Священник замолк на некоторое время, будто из уважения к мертвым. Затем
продолжил:
- Небеса передали, что он оказался жертвой ошибки, так они сказали!
Возможно, он только попытался отравить себя. Но если он лишил себя жизни,
по причинам, который ты и я в состоянии предположить, то мы должны
оставить суждение об этом поступке Божественному милосердию. Не может
быть, что мальчик, ради спасения которого было пролито столько слез,
вознесено такое множество молитв, оказался потерян. Он, должно быть, в