Он подумал о Марке, молящемся рядом — после того, как тот незаметно показал ему фото, как и обещал. Ну, он тоже будет молиться: он будет молиться за Люсьена. Возможно, это поможет установить более прочную связь между ними, чем та, которую предлагал Андре: на его стороне будет религия и добродетель. Он станет достойным тех святых мальчиков, воспетых проповедником–доминиканцем. Его благочестивая дружба возобладает над грешной. Но у него не получалось сосредоточиться на службе; он не мог заставить своё внимание отклониться от Люсьена, разглядывающего себя в зеркальце, зажатом в сложенных руках.
Жорж пропустил «общее для исповедующегося, не священника», и поискал молитву, которую он заметил вскользь, когда перелистывал страницы: как и его белье, она была помечена числом 25; то была «молитва для изгнания дурных мыслей». Он читал и перечитывал её. Он принял причастие между Марком и Люсьеном.
Тем утром у третьей формы должны были быть математика и английский язык, но первый урок оказался свободным и Жорж поступил так, как его одноклассники — вынул тетрадь Уединения, чтобы сделать записи о последней проповеди. Марк передал ему список святых, давших обеты целомудрия до пятнадцати лет. Жорж, в своем новом рвении, вскоре закончил переписывать, не без того, чтобы дать себе всевозможные обеты при этом. Как это верно, что счастливые результаты святого причастия могут быть сильно преувеличенными.
— Одолжи мне свою тетрадку, — сказал Люсьен, — моя непорочность жаждет твоих записей!
Хотя он был на проповеди вчера вечером, конечно же, он забыл, что там случилось, так же, как не помнил, о чём там говорилось. Он был далёк как от Жоржа, так и от проповедника. Он, без сомнения, был уже в думах о встрече, которая должна состояться на вечерне: всё его бытие целиком заполнял Андре.
Андре, всегда Андре! Даже здесь и сейчас он был между ними. Люсьен сдвинулся за своим столом, подтолкнув тетради в сторону Жоржа; на верхней красовался титул: «Черновик заданий на каникулы». Жоржу почудились, что картины каникул, которые так ярко описывал ему Люсьен, поднимаются из книги, словно мираж: между их обложками были задачи, которые Андре решал для Люсьена. Жорж не смог отказать себе в желании взглянуть на них. Он аккуратно взял тетрадь, хотя ему хотелось разорвать её на куски.
Между двумя её страницами он наткнулся на вложенный листок бумаги со стихотворением, подписанным Андре Ферроном. Оно, по обычаю, имело посвящение Тебе, и было датировано 17‑м августом.
Ami, te souvient–il de ce soir éclatant
Ou les fleurs du jardin s'étalaient parmi l'ombre?
Nous avians, au tennis, fait des parties sans nombre,
Sveltes dans nos costumes blancs.
Le soleil se fanait, la brume était Légère,
Nous écoutions en nous murmurer le désir,
Et nos anciens baisers, de leur chaud souvenir,
Parfumaient nos creurs en priere.
Nous revenions tous deux par une sombre allee…
Amour, te souvient–il de cette sombre allee?
Друг, помнишь ли ты сегодняшний яркий вечер,
Или колеблющуюся тень в садовых лугах?
Мы уже заканчиваем бесчисленные партии в теннис,
Стройные в наших белых костюмах.
Солнце заходит, лёгкий туман повис,
Мы вслушиваемся в шепот желаний на наших губах,
И тёплые воспоминания от наших прошлых поцелуев,
Наполняют наши сердца мольбой.
Мы возвращаемся парой по тёмной аллее…
Любовь моя, помнишь ли ты ту самую темную аллею?
С хладнокровием, удивившем его самого, Жорж спокойно сложил листок и сунул его в карман. Глядя в тетради, и делая вид, что читает, Жорж раздумывал над тем, как плохо он только что поступил. Это был своего рода инстинкт, заставивший его завладеть этим стихотворением, как ранее он заставил его открыть в первую очередь именно эту тетрадь. Но поступил он так вследствие какой–то неясной идеи, кроющейся за его импульсом, и только постепенно неосознанный мотив его поступка стал ему ясен; он понял: стихотворение было таким, что за него, в соответствии с буквой и духом правил колледжа, Андре могли исключить. Сделанное заставило его покраснеть: хотя мысль показалась ему не без смысла, это не слишком сильно его оправдывало.
Прежде чем раздумывать о тех строках, ему хотелось быть уверенным, что кража не оказалась замеченной. Стихотворение, безусловно, являлось одним из тех, обещанных Люсьеном и дозволенных ему прочитать. Возможно, что Люсьен сознательно положил его туда, где он его нашёл. С другой стороны, казалось, что Люсьен не наблюдал за тем, какое впечатление оно произведёт. Быть может, он даже не помнил, что в его тетради содержится такое занятное упражнение? Чтобы проверить эту гипотезу Жорж демонстративно закрыл тетрадку и положил её обратно туда, откуда взял. Люсьен лишь безразлично взглянул на неё.