Жорж обрадовался, когда Блажан закончил трёп. Ему хотелось узнать, спит ли Ровьер. Находясь с краю ряда, Ровьер мог разговаривать только с Жоржем. Свет ночника падал на его лицо; его глаза были закрыты, но он открыл их, словно почувствовал на себе взгляд Жоржа.
— Спокойной ночи, — сказал он, улыбаясь, и протягивая Жоржу руку; после чего повернулся на другой бок и натянул одеяло до ушей.
Жорж не ложился так рано, и поэтому не мог заснуть. Он думал о случившемся за день и о своих соседях: Блажан был выходцем и той же среды, что и Жорж, и таким же умным. Ещё приятнее для Жоржа стало то, что воспитатель дал ему в соседи Ровьера. Он был мальчиком, которого Жорж выбрал бы самостоятельно, а тут случай или судьба подтвердили его выбор. Но он должен сказать Люсьену, чтобы тот не грыз ногти — это может привести к аппендициту.
Затем его мысли перескочили на другое: вчера вечером его мать пришла к нему в комнату, чтобы поцеловать и пожелать ему спокойной ночи. Она сказала ему:
— Завтра, мой маленький Жорж, ты будешь далеко отсюда.
И теперь она была на самом деле так далеко! И последние каникулы, лицей, его собственный дом казались Жоржу очень далёкими. Однако, он по–прежнему мог представить собственную большую спальню; и густой ковер, на котором он делал свои упражнения; и кресло, из которого на то, как он их делает, с полным безразличием смотрела персидская кошка; и его полки, полные книг, перекочевавших из отцовской библиотеки — их он читал в постели. А ещё — две английские репродукции: «Мальчик в голубом» и «Мальчик в розовом» [две знаменитые картины английского художника Томаса Гейнсборо], висевшие над его кроватью; деликатно тикающие часы, чьи куранты били уже целое столетие, в котором Жорж, если бы он жил тогда, был бы не школьником, а королевским пажом, как тот юный шевалье де Сарр, чей портрет висел в гостиной.
Как он мог предполагать, что колледж так быстро разъединит его со всем этим? С этой ночи он больше не будет сожалеть о потери комфорта и роскоши родного дома, как завтра он не стал бы сожалеть о потере своего велосипеда: как сказал аббат–префект, отныне его дом здесь. Он начал засыпать: в его сне бил колокол. Был ли это колокол собора M.; или колокол деревенской церкви, бьющий по праздникам; или, возможно, это был колокол замка, сзывающий к обеду; или, это всего лишь его будильник? Неожиданно кто–то сжал плечо Жоржа, и, не понимая происходящего, он увидел над собой лицо священника, и услышал голос, говорящий:
— Сейчас же поднимайся, вставай на кровати!
Ещё не отойдя ото сна, он стоял на коленях, слушая утреннюю молитву:
«О Боже, в силу благости Твоей, что свет суток восстанавливаешь мне…»
Блажан дружески кивнул ему. Жорж посмотрел на Люсьена, улыбнувшегося в ответ. Он соскочил с кровати, и, надев тапочки, вывернул карманы своего синего пижамного костюма, живо проведя по нему щёткой (у него были определенные принципы), а затем повесил его в свой шкафчик. Он достал костюм плюс–четыре [Plus–fours — костюм со штанами, спускающимися на 4 дюйма (10 см) ниже колена, отсюда и название. Традиционно связан со спортом, прежде всего с гольфом] и отправился к умывальникам.
Они все оказались занятыми, и он принялся ждать. У каждого из его одноклассников был свой способ мытья. Некоторые плескали воду на свои лица маленькими горстками. Кое–кто намылил всю голову мылом, став похожим на бюст, покрытый пеной. Другой старательно тёр своё лицо, как будто пытаясь содрать его с себя, а рядом с ним еще один был так нежен с собой, что, казалось, просто деликатно ощупывает свою физиономию. Наконец, пришла очередь Жоржа. И после того, как он развесил полотенце на нижней перекладине кровати и вытряхнул лосьон для волос себе на голову, Жорж подпер зеркало подставкой и приступил к расчесыванию.
Он увидел Люсьена Ровьера: тот был полностью раздет и начинал одеваться, с надменным презрением к условностям. Жорж огляделся в поисках дежурного воспитателя; тот находился в дальнем конце спальни. Ровьер, без сомнения, был об этом осведомлён. В любом случае, что может быть более естественным, чем не обращать внимания на соседа? В конце концов, все они были мальчиками; завтра Жорж тоже не будет обращать внимание на подобное.
Войдя в студию, Жорж следил только за Блажаном, в попытке отыскать свой стол, находившийся где–то в среднем ряду, опять с Ровьером, сидящим по левую руку, и снова в конце ряда.