Тэлли приземлилась около упавшего охранника и для верности еще раз наступила на осколки инъектора. Другой охранник в бронированном костюме ударил ее кулаком в плечо, и она отлетела к креслам. Запрыгнув на сиденье, Тэлли бросилась на обидчика, не обращая внимания на приближающуюся толпу чрезвычайников.
Через несколько секунд Тэлли лежала на полу ничком. Вертясь, как змея, она превратила осколки инъектора в порошок. А потом кто-то ударил ее ногой в бок. Она охнула и застонала.
Чрезвычайники наваливались на нее один за другим. Ей казалось, что ей на спину наступил слон. Перед глазами у Тэлли потемнело. Она вот-вот могла лишиться чувств.
— Все в порядке, доктор, — проговорил кто-то. — Она под нашим контролем.
Кейбл не ответила. Тэлли с трудом повернула голову. Кейбл стояла согнувшись и тяжело дышала.
— Доктор? — спросил кто-то из чрезвычайников. — Вам нехорошо?
«Дайте время, — подумала Тэлли, — и ей будет намного, намного лучше».
Перемены
Тэлли наблюдала за развитием событий из своей камеры.
Сначала изменения проявлялись медленно. Несколько дней доктор Кейбл, нанося Тэлли визиты, вела себя как обычно — то есть стервозно. В наглой форме требовала сведений о том, что произошло в Диего. Тэлли разыгрывала послушание и без умолку болтала о том, как рушится Новая система. При этом она пристально наблюдала за Кейбл — не появятся ли признаки действия лекарства.
Но тщеславие и жестокость, взращенные на протяжении десятков лет, уходили медленно. Казалось, в четырех стенах камеры время остановилось. «Резчики» не были приспособлены к жизни в замкнутом пространстве, и Тэлли нужно было стараться изо всех сил, чтобы не потерять рассудок. Она в отчаянии смотрела на дверь камеры, сражаясь со злостью, накатывавшей волнами, и борясь с желанием поранить себя хотя бы собственными ногтями и зубами.
Ради Зейна ей удалось немножко переделать себя хотя бы в этом. Она дала ему обещание не наносить себе ран и теперь не могла поддаться слабости.
Труднее всего ей было, когда она думала о том, как далеко находится от солнца и свежего воздуха — на двенадцатом подземном этаже. Тогда камера казалась ей гробом, закопанным глубоко в землю. Она словно умерла, а какая-то зловредная аппаратура доктора Кейбл сохраняла ее в сознании даже в могиле.
Камера напоминала ей о том, как жили ржавники. Комнаты в безжизненных руинах были маленькими, тесными. Перенаселенные города походили на многоэтажные тюрьмы. Всякий раз, когда открывалась дверь, Тэлли ждала, что ее отправят под нож, а потом она очнется глупой красоткой или еще более жуткой разновидностью чрезвычайницы. Она даже радовалась, когда приходила доктор Кейбл и приступала к очередному допросу. Это все же было лучше, чем томиться одной в тесной камере.
Наконец она увидела, что лекарство работает… медленно, но все же работает. Чем дальше, тем менее уверенной в себе становилась доктор Кейбл — ей все сложнее было принимать решения.
— Они разбалтывают всем мои тайны! — пробормотала она однажды, нервно приглаживая волосы.
— Кто «они»?
— Эти… в Диего. — Слово «Диего» она произнесла с отвращением. — Вчера вечером они пригласили Шэй и Тэкса в студию, вещающую на весь мир. Они показали свои ритуальные шрамы и назвали меня чудовищем.
— Как некрасиво, — сказала Тэлли.
Доктор Кейбл зыркнула на нее и добавила:
— А еще они показывают результаты подробного сканирования твоего тела и называют тебя «морфологическим извращением»!
— Хотите сказать, что я снова стала знаменитостью?
Кейбл кивнула:
— Ты печально знаменита, Тэлли. Все тебя боятся. Новая система заставила другие города занервничать, однако гораздо больше там теперь опасаются моей банды, состоящей из шестнадцатилетних психов.
— Да, мы жутко крутые, — улыбнулась Тэлли.
— Если вы такие крутые, как ты могла позволить, чтобы в Диего тебя захватили?
— Знаю, мерзко вышло. — Тэлли пожала плечами. — К тому же на меня напали всего-то несколько смотрителей. Они были в таких смешных костюмчиках — на шмелей похожи.
Доктор Кейбл уставилась на Тэлли. У нее задрожали руки — совсем как у бедняги Зейна.
— Но ведь ты была такая сильная, Тэлли. Такая быстрая!
Тэлли снова небрежно пожала плечами:
— Я до сих пор такая.
Доктор Кейбл покачала головой:
— Пока, Тэлли. Только пока.
Миновали две недели одиночества и тишины, и вдруг кто-то ни с того ни с сего сжалился над Тэлли. На стене в ее камере ожил экран — уолл-скрин. Она была поражена тем, насколько быстро ослабела власть доктора Кейбл над городом. В выпусках новостей перестали показывать сюжет о триумфальной атаке на Диего. Рассказы о боевой победе сменились мыльными операми и трансляцией футбольных матчей. Городской Совет отменял одно правило военного времени за другим.