О том, по каким законам наша жизнь начинает принадлежать именно этому, а не какому-то другому руслу.
Всегда считал, что рыбы не могут взлетать в усеянное светящимися брызгами небо, оттолкнувшись от ровной глади и сами выбирать желанную точку для приземления.
Не подозревал, что можно взять вожжи судьбы во влажные от волнения руки и с силой натянув, заставить свернуть на ближнем повороте.
Я ошибался.
Его звали Патрис Годе. Мы познакомились с ним на одной из тех встреч, которые устраивают ведущие компании — собирают ключевые фигуры из разных филиалов и надеются тем самым укрепить связи внутри компании. Атмосфера на таких мероприятиях унылая: те, кому ещё не надоело играть в эти игры, продолжают беседовать в малых кружках о какой-нибудь ерунде вроде удобной шариковой ручки, в то время как такие как я стоят в мокрых от духоты смокингах, подпирая спинами толстые стены.
В тот вечер он работал там официантом. Широкими шагами изрезал комнату вдоль и поперёк. Я попросил его принести мне виски, на что он ответил, что в моём распоряжении лишь кислое шампанское. Я поморщился. Он усмехнулся и ушёл.
Он был неимоверно высоким — я думал, что он запросто достанет до сводов зала. У него были светлые, почти прозрачные светящиеся карие глаза и кудрявые золотистые волосы, которые он пытался укладывать гелем, чтобы не выбиваться из остальной армии официантов. На вид я бы мог дать ему не более двадцати трёх, но на самом деле ему было двадцать семь.
Он вновь появился передо мной через полчаса и протянул потёртую флягу, на дне которой разливалась тёмная жидкость. Я не смог сдержать улыбки.
После этого мы виделись с ним ещё несколько раз — то ли на вечеринках, где он подрабатывал официантом, то ли просто где-то в городе. Прошло какое-то время, и я не заметил, как мы стали друзьями, и я стал проводить вместе с ним свои выходные. Он был весёлым.
У него была небольшая, я бы сказал, совсем крохотная квартирка на окраине Парижа. Он часто шутил, что не будь у него этой квартиры, оставленной ему покойной матерью, он бы скитался по городу вместе со стаей собак. Там он был бы на своем месте. Обитал бы среди таких же, как и он — светлых, длинных и худых. В эти минуты в его глазах отчётливо мелькало продолжение фразы: «…и никому ненужных». Он был оптимистом. Но в душе постоянно грустил.
В какой-то период с ним стали происходить почти незаметные изменения. Я видел, что вид его стал более уставшим, чем прежде: под глазами образовались тёмные мешки, обычно гладко выбритое лицо стало обрастать щетиной, а светящиеся глаза стали темнеть. И тогда я спросил его, в чём же дело.
Он сидел на своём любимом кресле и смотрел в пол. Его нижняя губа подрагивала, как и кончики пальцев. Длинные кудри спадали на лоб, но он не обращал на них внимания. Он поднял на меня усталый взгляд и попытался улыбнуться. «Я влюбился. Влюбился…», — как-то нервно произнёс он. Я нахмурился, не совсем понимая его реакцию и поведение. Стал расспрашивать. И он, не думая не секунды, стал отвечать на мои вопросы. Поток его слов был настолько сумбурным и нескончаемым, что я сразу же понял — у него уже какое-то время болела душа.
На следующий день я пришёл к нему. Входная дверь была не заперта, и я вошёл внутрь. В квартире было тихо — слышалось лишь тяжёлое дыхание и какое-то шуршание. Я подошёл к гостиной и половица предательски скрипнула. В комнате тут же повисла свинцовая тишина. Половица скрипнула вторично и из гостиной вышла девушка, задевшая меня плечом и даже не извинившаяся. За ней в коридор выбежал Патрис. Он кивнул мне и подбежал к ней. Ни один из них не произносил ни слова. Он лишь схватил её за локоть и что-то показал. Она мотнула головой и, схватив сумку, выбежала из квартиры и захлопнула дверь. Мы остались вдвоём в звенящей тишине.
Годе тяжело дышал и быстрым шагом возвратился в гостиную. Он подошёл к мини-бару, рывком открыл дверь, с гулом поставил стеклянный сосуд и рюмку на столешницу, трясущимися руками открыл бутылку и сделал несколько больших глотков. Рюмка осталась чистой.
Я стоял за углом и не решался войти вслед за ним. Воздух был раскалён, и мне казалось, что вокруг меня летают обжигающие частицы, вылетавшие из гостиной. Я недоумевал и был растерян — что здесь произошло? Кто эта девушка? Причина его состояния? Он никогда прежде не пил при мне. Он вообще не пил.
Он закрыл бутылку и поставил её на прежнее место. Руками опёрся о столешницу и опустил голову. Я решился войти в комнату и подошёл к нему. Положил руку ему на плечо, но он не шелохнулся. Продолжал неподвижно стоять.