Её звали Элен Бертран. Когда он её встретил, ей было всего шестнадцать. Она поразила его своим очарованием. Он влюбился в неё с первого взгляда. Его чувства были болезненно тяжкими — она не отвечала ему взаимностью. Она лишь бегала от него, сверкая грустными глазами цвета свежей травы. Она была юна и прекрасна. Он мучился, но ничего не мог с собой поделать. Поэтому он был рад, когда настало время уезжать — мать накопила денег и отправила его учиться в Англию. Он ухватился за эту возможность и с головой погрузился в учёбу. Старался, пытался, но веселые студенческие пирушки затянули его и теперь он проводил время не в окружении книг, а рядом с захмелевшими товарищами по комнате. Его отчислили из университета, и он вернулся домой. Про Элен он уже не вспоминал, он забыл кто эта девочка с зелёными глазами. В его голове засел образ красавицы Сесиль Бонне — танцовщицы из бара, который он посетил накануне отъезда. Он пребывал в приподнятом хмельном настроении, когда впервые вошёл в свой дом. Мать не смогла подняться с кровати и встретить его — она была смертельно слаба. Позже он узнал, что у неё рак. Но когда осознал и набрался решимости всё изменить, было поздно. Он похоронил её и устроился на работу. Позабыл старых друзей-гуляк, белокурую красавицу Сесиль с её манящими формами и стал возвращаться к прежней жизни. Он хватался за любую подработку. Патрис не понимал, зачем ему деньги — он просто жил и работал, так же, как это делали тысячи французов.
Прошёл год, ему исполнилось двадцать семь. Он вновь встретил её в день своего рождения. Ей уже было девятнадцать. Всё те же тёмные волосы, бледная кожа и ведьменские глаза, что всегда манили его. Он повторно влюбился в неё. Её звали Элен Бертран.
Она помнила о его празднике и достала из бумажного пакета свежий круассан, что успела только что купить в пекарне. Он смущённо принял подарок и тут же достал из кармана помятый листок бумаги, огрызок карандаша и резкими движениями написал на нём несколько слов. Протянул ей и отвёл взгляд. Она развернула смятую бумажку своими женственными белыми пальчиками и еле заметно улыбнулась. Подошла к нему и нерешительно дотронулась до его огромной руки. Он дёрнулся и взглянул на неё. Она губами что-то шептала ему и он всё понял. Годе нерешительно обнял её. Его сердце стало замедлять свой ход, время вокруг них останавливалось. Он впитывал в себя это мгновение — единственное счастливое за последний год. Он любил её. Любил Элен. А она ответила ему взаимностью.
Он сказал мне, что они встретились несколько недель назад. А с этой недели стали жить вместе. Он был безумно счастлив, но его ужасно выматывали их отношения. Патрис говорил, что она не такая, как все. Особенная. Я закатывал глаза — пару месяцев назад я сам твердил ему тоже самое о новом менеджере у меня в компании. В ту секунду я не знал, что он буквально употребил это слово.
Прошла неделя, и я лично познакомился с Элен. Они сидели, обнявшись на диване. У неё были мягкие черты лица, открытый, но грустный взгляд зелёных глаз. Она была безумно хороша собой: пышная грудь, тонкие лодыжки и длинные красивые пальцы рук. Она была особенной, я сразу уловил это в эту нашу встречу. Элен была глухонемой. Она по-другому воспринимало этот мир. Совсем не так, как мы. У неё было жутко развито чувство обоняния. Она могла разложить блюдо или напиток по ноткам, а потом описать нам, что она чувствует при этом. Патрис не знал язык жестов, поэтому они писали друг другу записки. Когда мы после её рассказов пробовали блюдо, то начинали верить в то, что она написала. Это были незабываемые ощущения.
Я вновь пришёл к ним через неделю — мы условились встретиться в одиннадцать. Угрюмый и взволнованный Патрис открыл мне дверь. Я обеспокоенно поинтересовался у него, где же Элен. Он сказал, что она опять ушла куда-то посреди ночи. Я напрягся. Единственной и самой главной проблемой их отношений были постоянные уходы девушки — она могла сорваться с места и пойти на набережную Сены встречать рассвет или допоздна задержаться в небольшом кафе — «разговорилась» с новым знакомым. Она с ужасной силой притягивала людей и упивалась этим. Любила разгадывать их чувства и эмоции. Пробовала их на вкус так же, как и блюда. Элен никогда не скрывала куда идёт — на столе всегда лежала записка.
В такие времена Патрис был сам не свой. Поначалу он срывался и бежал за ней, тащил домой, переживал ссоры и тянулся к дверце мини-бара. Позже он перестал бегать. Он просто доставал очередной сосуд с обжигающей жидкостью и пил столько, сколько было нужно, чтобы заглушить все чувства.
В тот раз я остался вместе с ним — не мог видеть, как он напивается в одиночестве. Я попытался отвлечь его разговорами о политике и итальянской кухне, но все разговоры постоянно возвращались к Элен. Она прочно засела у него в сердце и у меня в голове.