Глава четвертая Милан Карло Борромео
«Обрученные». – Дуомо. – Снежная пробка. – Миланская готика. – Салаино. – Акт соития. – Барокко. – Апофеоз «Фауста». – Святой Карл. – Мастер игр Борромео. – Il Collegio degli Elvezi. – Чума. – Лазаретто. – Кузен святого Карла. – Quadroni. – Иродиада. – Амброзиана. – «Корзина фруктов» Караваджо. – «Пьета Ронданини»
Главный миланский роман итальянской литературы – роман Алессандро Мандзони «Обрученные». Этот роман что-то вроде итальянской «Войны и мира». «Обрученных» изучают в школах, так что каждый итальянец его должен прочесть – читают до конца отнюдь не все, но все знают его героев, – и он считается своего рода священной коровой классической итальянской литературы; существует шесть его киноверсий и семь телеверсий, причем некоторые из них – пародии, довольно смешные.
Роман «Обрученные» стал важной частью итальянской жизни, так же как и «Война и мир» – русской, и неиссякаемым источником кича. Главные герои романа, Ренцо и Лючия, в Италии столь же популярны, как Наташа и князь Андрей у нас, хотя мировой славы наших двух не получили; впрочем, в России роман Мандзони также достаточно читаем, хотя интеллектуалы и не обращают на него внимания. В Америке, у которой, конечно же, своя Италия, все дети «Клана Сопрано», которых родители-мафиози хотят избавить от мафиозной участи, должны скучать над «Обрученными», чтобы в люди выйти. Роман хороший и добротный, правда, от размаха «Войны и мира» размах итальянской эпопеи отличается примерно так же, как размеры России отличаются от размеров Италии.
«Обрученные» вышли в свет в 1827 году и современны скорее «Евгению Онегину», чем «Войне и миру»; роман при этом исторический, его действие происходит в 30-е годы XVII века. Для итальянцев, однако, этот роман связан в первую очередь именно с веком девятнадцатым, со всей его добротной позитивностью; опять же прямое сходство с «Войной и миром», который также является романом историческим. Учитывая древность истории итальянской по сравнению с российской, можно сказать, что для итальянца XVII век – то же, что для нас нашествие Наполеона, то есть нечто и отдаленное, но не слишком.
XVII век, или сеиченто по-итальянски, – история, конечно, но не столь уж и глухая. Сравните с этим наше отношение ко временам Бориса Годунова: они кажутся неправдоподобно древними – в первую очередь из-за языка, который делает труднопонимаемой всю систему человеческих взаимоотношений того времени, которая на языке строится. У итальянцев совсем не то: итальянская древность лет на пятьсот глубже, уходит во времена Данте, и соотношение древности итальянской и древности русской обратно пропорционально размерам этих стран. После Данте в Италии все рядом, все более или менее близко. Сеиченто же и барокко, с сеиченто неразрывно связанное, – так это просто повседневность, с которой большинство итальянцев живет по соседству и постоянно встречается, если даже и не прямо у себя дома, то выходя на улицу.Мандзони рассказывает историю любви деревенского красавца Ренцо к деревенской красавице Лючии; Ренцо ничего особенного не хочет, просто хочет на Лючии жениться и нарожать кучу детей. Мешает его простым мечтам коварный дон Родриго, знатный и могущественный уроженец Лекко, воспылавший желанием Лючию обесчестить во что бы то ни стало, что сразу делает жизнь этих двух деревенских простаков намного интереснее и сложнее, чем она казалась сначала. После многих злоключений, которые гоняют влюбленных по северу Италии (и, следовательно, заставляют даже пересекать границы, так как государств там было пруд пруди), Ренцо с Лючией соединяются, и в последней главе они все-таки рожают кучу детей. Не будь злодея Родриго, они бы так и просидели в своей деревне, а так много чего посмотрели, побывали и в столице – Милане, и Милан, как и Москва в «Войне и мире», один из главных персонажей романа. Ну и, само собою, в романе есть первая встреча Ренцо с Миланом, героя-человека с городом-героем, так что, как и во многих других великих романах XIX века, в «Обрученных» возникает городская панорама, видная издали и сверху, как панорама Москвы, созерцаемая толстовским Наполеоном, или панорама Парижа, рассматриваемая бальзаковским Растиньяком.