По очереди прошла война, пассажиры подобрались и оживились. На табло появилась желтенькая надпись: «регистрация». Марианна перевела дух, подвинула вперед на полшага два чемодана и сумку и вновь обернулась.
— Я уж третий раз еду, — доверительно сообщила она. — Первый раз вот такой же дурой летела на крыльях любви и ожидания. На фотке молодой да интеллигентный на лошади, будто из графьев, а оказался жокеем. По конюшням намоталась, на сене да в навозе накувыркалась, пивных да макдональдсов насмотрелась. А то я их тут не видела? Романтика, блин, зато на прощание хороших денег отвалил: я за него ставки на заездах делала. И поняла я, в чем счастье наше бабское! Второго уж и сама выбирала. Знакомство в брачной фирме завела, за информацию сверху платила. Профессор университета, светила чего-то там в средневековье — черт ногу сломит. Стеснительный, с комплексами, думала, обдиру, как липку! Не тут-то было. Оказался скупердяй, каких свет не видывал. Носки в дырах, суп из пакетиков, в койке толку никакого. Все по барахолкам и блошиным рынкам таскал, антиквариат выискивал. Плюнула я, пригрозила адвокатом. Он, скрепя сердце, отстегнул от щедрот душевных самую малость. Зато во французском насобачилась и чего хошь спросить могу, не потеряюсь… Ну и ума-разума набралась, знаю, чего-где-и-почем и какой антиквариат они покупают. И уж теперь я не прогадаю!
Очередь потихоньку двигалась. Вот уже можно было разглядеть лица пограничников за пуленепробиваемым стеклом кабинок КПП. Счастливчики, прошедшие проверку на границе, ловили свой просвеченный на предмет террористического акта багаж и гордо удалялись на нейтральную полосу аэропорта Шереметьево.
— Точно не прогадаю! — ее распирали гордость и тщеславие. — Во — погляди!
Она достала из сумки предмет, напоминающий очки. Такие очки в кожаной оправе носили первые авиаторы на заре эпохи воздухоплавания. Антиквариатом такое изделие я бы не назвала, потому как не могла представить себе чудака, который бы с восхищением любовался треснутыми стеклышками и потертыми кожаными завязками.
— Ты не смотри, что они такие. За «консервы» на барахолке, знаешь, сколько дают? Пятнадцать евро! И какую только дрянь эти европейцы не собирают: старые кирпичи, кованые гвозди, кухонную утварь и даже стульчаки от старых унитазов! Ей-богу, не вру! Сама видела на барахолке. Я тебе и адресок могу дать: блошиный рынок, спросишь. По субботам на площади Каруж торгуют. Найдешь там папашу Бонифация: плешивый старикан. Все возьмет, не торгуясь. Я через него и третьего клиента нашла! Богатый! Ищет русскую, скромную, с косой, со знанием языка. Видала, какой? С косой хочет! Нет у них там за границей — с косой! Зато у меня есть!
Марианна тряхнула каштановой, с крепким оттенком хны, косой. Действительно, коса у нее была толстенная. Вот так всегда: кому-то роскошные косы, а кому-то три волосины. Я машинально поправила пучок на затылке, переколов пару шпилек.
— Как королеву встретит. Шофера пришлет с машиной, буду жить в отдельном доме. Этот хоть не юлит, замуж не зовет. Деловые отношения: ночью койка — утром деньги. Из себя не больно-то красив, да и я — не Софи Лорен.
Девушка прервала пулеметную очередь монолога и похлопала себя по карманам. Полезла в сумку, переворошила содержимое, обеспокоенно щелкнула замками чемодана и опять нырнула в нутро дорожной сумки. Пакеты и пакетики шуршали и вываливались.
— Где ж она? Куда я его дела? Хотела тебе фотку показать.
— Следующий! — скомандовал пограничник.
Марианна подхватилась и кинулась к стеклянной перегородке.
— Гражданочка, у вас на фотографии печать не просматривается. Паспорт недействителен, — услышала я злорадный голос таможни, прежде чем освободилось еще одно окно через границу и, наконец, подошла моя очередь.
Вы боитесь летать самолетами? И я побаиваюсь. Воздушный океан — он такой огромный, такой бесконечный и вверх, и вниз. Главное — вниз. Земная твердь такая игрушечная: домики, машинки, озерки-лужицы, речки-ручеечки, деревца-травинки. А облака пухнут и разрастаются, и окружают самолетик пуховыми подушками. За окном колышется плотный туман, и ухо с опаской прислушивается к гулу мотора. Господи, только бы долетели!
Молочная белизна вдруг рассеивается утренней дымкой, солнце врывается в салон через иллюминаторы, и театральной голубизны небосвод накрывает самолет стеклянной колбой. Обратная сторона облаков выглядит плотным стадом снежных овечек, которые резво бредут на восток вслед за невидимым пастухом.