Протер глаза наш герой, откашлялся, присмотрелся к морю — никак оно на северное не похоже. Голубое больно.
И пальм неестественно много. Ну прямо все вокруг в этих проклятых растениях! Смотрит он дальше, видит вывески разные, рекламные щиты. Присмотрелся — а надписи-то не на каком-нибудь, а на итальянском!
Другой бы на его месте как пить дать помер бы со страху, но это — другой. А наш герой подавил непроизвольный стон, форму на себе пригладил и чеканным шагом направился исправлять положение. Ни слова не зная на местном языке и даже карты под рукой не имея, дошел, пугая прохожих, до населенного пункта. Нашел самого главного в данном конкретном населенном пункте и потребовал незамедлительно вернуть его в расположение родной части.
Самый главный поначалу испуганно прятался от нашего героя за высоким начальничьим креслом, а когда понял, что стоящий перед ним офицер не является командиром передовой группы советского десанта, успокоился. Заулыбался даже. Кофе и чего покрепче предложил. Ну и переводчика, ясное дело, вызвал.
После длительного разговора, в ходе которого высокие договаривающиеся стороны успели пообедать, а заодно и поужинать, местный начальник перезвонил куда-то и долго о чем-то с кем-то разговаривал, тоскливо поглядывая в сторону нашего героя, уничтожающего запасы его коньяка и сигар. Коньяк, кстати говоря, по словам офицера, был весьма недурен, хотя сигары, даром что в ящичке из палисандрового дерева лежали, дерьмовыми оказались. Ну да не о том речь.
Не прошло и суток, как герой наш был со всеми воинскими почестями доставлен в расположение своей части. Обошлось, как ни странно, без участия советских дипломатов, выдачи выездных и въездных виз. Даже без нот протеста и прочих демаршей.
Интернациональный долг
Разве что самый ленивый да равнодушный не высказался сегодня на тему интернационального долга. Его понимания и трактовки. Вопросу этому посвящены тысячи фильмов, телевизионных передач, книг, газетных и журнальных статей, в которых авторы как хотят и как умеют изгаляются по поводу тех, кто честно и добросовестно нес службу. Загонял куда-то очень далеко инстинкт самосохранения и логику. Выполнял приказ и, бывало, расплачивался за это жизнь. А бывало, оставался жив. И даже сохранял чувство юмора — уникальное, доложу я вам, средство против стрессов. На войне как на войне, одним словом.
К новичкам на передовой бывалые фронтовики всегда относились с каким-то особым, трепетным чувством. Только что прибывших в район боевых действий берегли, как могли, открывали все известные способы сохранения жизни, посвящали в бытующие в той или иной части суеверия. Ну и угощали, естественно. Как положено.
Импровизированный стол, накрытый на двух составленных вместе ящиках с минами, поражал обилием и разнообразием. Помимо непременных, густо смазанных тавотом жестянок с тушенкой, крутого армейского хлеба, соли и внушительного вида стеклянных банок с какой-то мутной жидкостью здесь были в изобилии представлены дары местной флоры, в которой цветом и запахом выделялись абрикосы. Огромные, на мой непросвещенный взгляд, неправдоподобно оранжевые, налитые медовой мякотью, прозрачные на просвет.
Специально для нас, только что прибывших с «Большой земли», новые товарищи раздобыли водки, которую старший по воинскому званию офицер — подполковник в немыслимых где-нибудь в Союзе кроссовках — разлил, тщательно дозируя, в две алюминиевые кружки. Для нас с товарищем. Себе хозяева налили той самой мутной жидкости из нехилых стеклянных банок.
— Будем! — выдохнул подполковник в кроссовках и залпом осушил содержимое своего стакана.
— Будем! — эхом отозвались остальные присутствующие, среди которых я с удивлением обнаружил не только офицеров, но несколько сержантов и рядовых, и выпили.
Хлебнули жидкости из кружек и мы с приятелем. В смысле, набрали в рот, проглотили было и… задохнулись! Хозяева не пожадничали и плеснули нам неразбавленного медицинского спирта. Миллилитров по 250—300.
«Предупреждать надо!» — хотелось сказать мне, но отказавшийся повиноваться артикуляционный аппарат сумел выдать лишь нечто нечленораздельное.
— Воды! — прохрипел мой приятель.
И тут же услужливые руки бывалых фронтовиков протянули нам новые кружки, из которых мы с жадностью начали пить. Чтобы убедиться, что и на сей раз жидкостью, предложенной на «запив», был все тот же спирт. Страшно дефицитный, кстати говоря, вообще, а на передовой — особенно.
Мгновенно обмякшие, мы с приятелем еще какое-то время пытались изображать присутствие за столом, но довольно быстро вырубились, забыв, надо отметить, о естественных страхах, испытываемых нами в течение всего полета и усилившихся после приземления под плотным минометным огнем, когда местные партизаны отмечали наше прибытие.
Довольно скоро я узнал, что подобному обряду «посвящения» подвергаются все без исключения военнослужащие, прибывающие в соединение, контролирующее один из важнейших стратегических пунктов театра военных действий. «Хозяева» предпочитали употреблять «бормотуху» собственного приготовления, являющуюся продуктом форсированного брожения практически любого вещества. Гнали ее из местных фруктов и леденцов, из хлеба и овощей, но наибольшей популярностью пользовалась «помидоровка» — брага, изготовленная из томатной пасты с добавлением дрожжей и сахара. Приготовленное подобным образом сусло сливалось в плотно закрывающуюся емкость, которая, в свою очередь, крепилась к импровизированной центрифуге — диску поднятого на высоту домкрата колеса. Для ускорения химических процессов брожения, так сказать. И неплохо получалось. Хотя я сам, честно говоря, предпочитал «кишмишовку». Или что-нибудь «цивильное», если удавалось вырваться в крупный населенный пункт и выменять бутылку «Столичной» на пригоршню-другую каких-нибудь минералов у наших специалистов, наводнивших местные, партийные, властные и специальные органы заброшенной на окраину цивилизации страны.