Неужели незавершенное волшебство, прерванное после первого слова, тоже считается преcтуплением? Неужели департамент действительно оштрафует теперь приемных родителей и заберет мои семейные книги?
Меня захлестнуло страхом, сердце колотилось. Я замерла на месте, ругая себя последними словами за то, что поддалась искушению. И «почти» в данном случае не считается. Если департамент решил, его с пути не сбить!
Ужас, парализовавший меня, превратился в настоящую панику, когда в окно я увидела женщину, остановившуюся у калитки. Незнакомка в сером строгом костюме, казалась мне грозной, суровой, хотя лицо я видела плохо. Тренькнул звонок, Алекс отвлекся от гриля во дворе, пошел открывать.
Разговор начался вполне благожелательно, судя по тону. Я постаралась успокоить себя тем, что женщина вполне может быть обыкновенной чиновницей социальных служб, а вовсе не жутким карателем из магического департамента. Ведь ко мне, приемному ребенку, часто наведывались соцработники.
Попытки провалились. Я нервничала, лихорадочно искала оправдания своему незавершенному колдовству, прикидывала, какой штраф могут выписать.
Алекс тем временем позвал жену:
- Марина, у нас гостья из департамента.
И все мои надежды на простой разговор рухнули.
- Добрый день, – голос у незнакомки был мягкий, почему-то складывалось ощущение, что она привыкла много улыбаться. - Простите, что пришла без предупреждения.
- Ничего, мы привыкли, - хмыкнула Марина, поздоровавшись. - Чай, кофе?
- Благодарю, просто воды.
- Да, жарко, - поддержал Алекс. - Но уже на следующей неделе, обещали, будет полегче.
Судя по звукам, приемный отец отвел гостью в гостиную, а Марина вернулась на кухню. У нее там был очередной кулинарный эксперимент, и от моей помощи она отказалась.
Я тихонько спустилась на первый этаж и, замерев у лестницы, прислушалась.
- Записи о Лине и о вашей семье вполне подробные. Я всем сердцем рада за девочку и благодарна вам за то, что вы заботились о ней все эти годы, - незнакомка говорила спокойно, а ее голос звучал удивительно проникновенно. Будто она не повинность отбывала, а говорила от души. - Редко кто берется воспитывать чужих детей, особенно детей с даром.
- Лина чудесная девочка. Очень ответственная и сознательная, - Алекс явно стеснялся такой ярко выраженной благожелательности чиновницы. Он вообще не любит, когда его благодарят за великодушные поступки, которые он считает единственно правильными, смущается. - Мы знали ее семью до эпидемии. Мы с женой просто не представляли, что оставим Лину одну.
Он не лукавил нисколько, я это знала. Для него и для Марины шаг с усыновлением был в самом деле совершенно естественным.
- Лина, детка, – Марина выглянула из кухонной двери. – Ты услышала, что у нас гостья? Вот, отнеси, пожалуйста, в гостиную.
Она передала мне стаканы и хрустальный кувшин, в котором среди кубиков льда плавали веточки свежей мяты.
- Духовка готова. Я скоро уже закончу и подойду, - извиняющимся тоном пообещала приемная мама и снова прикрыла дверь на кухню. Оттуда умопомрачительно пахло выпечкой, и я бы с большим удовольствием сидела там, а не шла бы в гостиную к незнакомке.
Каждый шаг в светлую комнату, из которой доносились голоса Αлекса и гостьи, давался мне с трудом. Каждый шаг натягивал нервы так, что плотно стоящие один в одном стеклянные стаканы тревожно позвякивали.
Вдох – выдох. Это всего лишь разговор с обыкновенной служащей департамента. Всего лишь. Что это я так разнервничалась?
Решительный шаг вперед, улыбка, которой следовало быть свидетельством моей непринужденности:
- Здравствуйте, - прозвучало твердо, хоть руки дрожали, и лед в кувшине бился о стенки.
- Здравствуй, Лина Штольц-Бах, - голос чиновницы объединил мое настоящее родовое имя с фамилией приемных родителей.
Мне это понравилось. Потому что я давно не слышала из чужих уст фамилию Штольц, и потому что двойная фамилия была данью уважения и знаком признательности людям, вырастившим меня. Алекс всегда говорил, что незначительные детали могут расположить к человеку. Произнесение двойной фамилии стало тем самым зерном риса, склонившим чашу весов в сторону симпатии к чиновнице.
Женщина была немногим старше моих приемных родителей. В темных коротко стриженных волосах проблескивала седина, у глаз и углов рта залегли морщинки, говорившие, что гостья действительно часто улыбалась. Темно-зеленые глаза, миловидное лицо, светлый костюм, голубая блузка, аккуратные руки, украшенные лишь тонким ободком обручального кольца. Все это я подмечала украдкой, пока наливала в стаканы холодную воду.
- Мне не хотелось бы говорить без вашей жены, господин Бах, – поблагодарив меня, чиновница взяла стакан.
- В прошлом вашим коллегам не мешало отсутствие одного из родителей, - заметил Алекс. Он тоже был насторожен, я это чувствовала.
- Не в этот раз, господин Бах. Не в этот раз, - гостья мягко покачала головой, и Алекс не настаивал.
Марина, к счастью, недолго была занята на кухне, потому что темы для беседы иссякли очень быстро. Пара слов о погоде, несколько фраз о городке, в котором мы жили, но обсуждать оказалось решительно нечего.
- Пожалуй, мне стоит представиться правильно, – начала чиновница, когда пришла Марина и села в свое любимое кресло. - Амалия Фельд, заместитель главы европейского магического департамента по делам несовершеннолетних магов.
Она достала из нагрудного кармана удостоверение и протянула его Алексу.
- Я чародейка и пришла сегодня, чтобы лично сообщить очень важную для Лины и всего магического сообщества новость, - она улыбнулась, посмотрела мне в глаза: - Международному совету магов удалось объяснить правителям-мирянам, что от запрета на обучение волшебников значительно больше вреда, чем пользы. Магические школы во всем мире возобновляют свою работу!
Я схватилась за подлокотник, бросила короткий взгляд на притихших приемных родителей. Сердце стучало, колотилось о ребра.
- Не смешная шутка! - ожесточенно заявила я.
- Это не шутка, - мое недоверие, казалось, госпожу Фельд вовсе не задело. - Это правда, а она не должна быть смешной.
Из кожаной папки, лежавшей рядом с ней на диване, гостья взяла верхний лист и протянула мне.
- Это постановление Лиги объединенных наций о том, что обучение магов разрешают возобновить, - женщина говорила серьезно, совершенно серьезно. С таким лицом не шутят о вещах, от которых зависят судьбы.
- Это, - она положила на стол передо мной ещё один документ, - внутреннее распоряжение Совета волшебников о том, кого допускать к обучению в первый пробный год. Ты за пять лет ни разу не нарушила запрета на использование магии. Ты была предельно осторожна и отнеслась к законам с поразительной для твоего возраста сознательностью. Именно таких магов зачислят в школы в первую очередь. Магическое сообщество меньше всего хочет, чтобы в учебных заведениях случились какие-нибудь досадные неожиданности. Потому что из-за них школы могут снова закрыть.
Я кивнула, пробормотала что-то согласное и перевела оторопелый взгляд на бумагу в своих руках.
- А это документы о твоем зачислении, Лина, - на стол легли следующие листы. Они были прошиты, верхний угол у корешка загнули и скрепили сургучной печатью с изображением замка на острове.
Я глупо хлопала глазами и переводила взгляд с бумаг на приемных родителей. Слова все растеряла, что теперь делать, не представляла совершенно.
- Обучение магии… Это даже звучит заманчиво, – вмешался Алекс. - Но как быть с обычным светским образованием? У Лины в следующем году выпускные экзамены. Нельзя все бросить…
- И не придется, не переживайте, - поспешила заверить госпожа Фельд. - В Юмне будут работать и преподаватели обыкновенных школ, чтобы не ставить под угрозу светское образование детей.