Выходные подарили много приятного времени наедине, хотя об уроках мы тоже не забывали. Ребята опять уcтроили футбол, Робин стоял на воротах и действительно оказался прекрасным вратарем. Но больше всего меня порадовало даже не это, а отношение Адама к нему. Жесты, некоторые слова, желание обязательно заполучить Робина в свою команду… Все это свидетельствовало не просто о доброжелательности. Адам вел себя как друг и, казалось, хотел бы наладить отношения. Робин этого явно не желал. На словах он был приветлив, но аура выдавала обиду. Что же между ними произошло?
Трижды против Робина сыграли очень грубо, хотя мне всегда казалось, что вратарь имеет некоторый иммунитет. Видимо, для Свена с Тобиасом правила были не писаны, а штрафы, которые назначала магистр Торнвальд, не огорчали. Эти парни и против других противников играли жестко, но я была уверена, что на Робина они нападали намеренно. После третьей атаки это стало очевидно не только мне, но и декану алхимиков. Магистр Торнвальд прекратила игру, строго отчитала забияк и оштрафовала факультет бойцов в общей сложности на сотню баллов. Ощутимый удар, очень болезненный, но я жаждала мести и считала его недостаточным!
Робин тер пострадавшее плечо, от лечения и осмотра в медпункте отказался. Марина учила меня, что такие повреждения нельзя оставлять без внимания, но при большом стечении народа я не стала спорить с Робином. И без того хватало проблем со Свеном и Тобиасом. Они явно нарывались, искали ссоры. Даже отрицательные баллы не охладили их пыл.
Постепенно у меня складывалось ощущение, что Αдам Йонтах был единственным бойцом, не пытавшимся испортить Робину жизнь. Мне очень не хотелось связывать это с отношением магистра Фойербаха к моему парню, но тем больше любопытства вызывали упомянутые преподавателем законы. К сожалению, библиотека ничем мне не помогла. Нужной книги в коллекции не было, библиотекарь обещала заказать, но предупредила, что ждать посылку придется больше недели.
Ο том, чтобы спросить самого Робина, я даже и не думала. Хоть магистр Фойербах и подстрекал меня, пытаясь взять на слабо, причина была в другом. Я не хотела огорчать Робина, чувствовала, что подобный разговор мог стать только исключительно неприятным и трудным. При этом внутренний голос подсказывал, что на самом Робине никакой вины нет. А раз так, зачем вредить нашим отношениям всего лишь ради удовлетворения моего любопытства?
ГЛΑВА 17
В воскресенье я заметила, что Робин бережет левую руку. Ту самую, которую сильно ушиб Свен во время последнего нападения в игре. Но и после моего осторожного вопроса Робин только отмахнулся:
- Скоро пройдет. Обычный ушиб.
- Я просто беспокоюсь о тебе, - мягко подчеркнула я, поставив на поднос два стакана апельсинового сока и свою тарелку с кашей. – Может, хотя бы вольтареном намазать и холодное приложить?
- Это хорошая мысль. Лишним не будет, - согласился он и, отставив на стол тарелку с яичницей и сосисками, обнял меня здоровой рукой и поцеловал.
- Как жаль, что вы не можете сдерживать свои животные порывы в общественных местах, - хмыкнул проходящий мимо магистр Фойербах.
Робин вздрогнул, потупился. Я почувствовала, как запылали мои щеки и его аура.
- И вам доброго утра, магистр Фойербах, – с вызовом ответила я. - В зале до вашего прихода мы были одни.
Он не ответил, даже не повернул голову в мою сторону, а Робин шепнул:
- Не связывайся с ним лишний раз. Не хочу, чтобы тебе из-за меня доставалось.
В чем-то он был прав, ведь каждое столкновение с деканом бойцов настраивало его против Робина и против меня тоже, а магистр и без этого не только искал, но и старательно создавал поводы, чтобы прицепиться.
Из-за того, что преподаватели поменялись раньше, ещё до завтрака, школа, равно как и медпункт, перешли в ведение магистра Фойербаха. Неудивительно, что Робин решил терпеть с осмотром больного плеча до завтра.
Домашнее задание сделали и после обеда мы даже посидели в библиотеке. Робин, в первые дни взявший для дополнительного чтения книгу по алхимии, искал что-то по тому же предмету. Α я, прикрываясь интересом к аурам, читала о ясновидении. Меня озадачивали участившиеся видения, подслушанные мысли и ощущения других, и я надеялась найти способ все это контролировать и развивать.
Практических советов в книге пока было мало. Создавалось впечатление, что ясновидение – интуитивно понятный дар, который будет развиваться вне зависимости от желания своего обладателя. Меня это не слишком устраивало, и я перелистывала страницы, пытаясь выудить из разливанного моря воды полезную информацию. Множество лишних слов складывалось в тяжелые, неподъемные предложения, в какой-то момент поймала себя на том, что с трудом получалось сконцентрироваться на тексте. Потерла пальцами лоб, и в этот момент Робин безмолвно протянул мне альбом.
Тот же жест, который я уже видела, тот же рисунок с двумя растениями. Я взяла альбом, погладила пальцем корневище с пузыриками, снова посмотрела на Робина.
- Зачем тебе это?
Он не ответил, но на его золотой ауре ясно проступили алые черточки и руны. С каждой секундой они становились все ярче, пульсировали и затмили собой золото. Аура Робина стала красной, но не от гнева, как я раньше видела, не от раздражения. От молчащего парня волной шли горечь и безнадежность. Его отчаяние было таким сильным, что у меня слезы на глаза навернулись.
Кто-то положил ладонь мне на плечо. Я вздрогнула, дернулась и, повернувшись, увидела Робина.
Он сидел рядом со мной, а на том месте, где он только что стоял, был стол. Как и прежде. Массивный темный библиотечный стол, на котором лежали книги и открытые тетради.
- Кажется, ты задремала над учебником, - в голосе Робина слышались ласка и беспокойство. - Я бы не будил, но ты, кажется, плачешь.
Кивнула и выпалила одним духом:
- Ты обо мне не все знаешь. У меня есть одна особенность, о которой я никому еще не говорила. Никогда.
Ошеломленный Робин осторожно спросил:
- Ты хочешь поделиться со мной? Уверена?
Я кивнула и, взяв его за руку, постаралась подобрать слова. Нужные находиться никак не желали, поэтому, когда молчание показалось мне гнетущим, ляпнула первое, что пришло на ум.
- У тебя очень красивая аура. Золотая, такое, знаешь, старинное золото…
- Знаю, - улыбнулся он. - Как твоя.
- Правда? - я встретилась с ним взглядом. – Я не знала. Свою ауру ведь не видно.
- У тебя очень красивая аура, очень, – заверил Робин и накрыл мою руку своей.
- Спасибо, - из-за его искренности и нежности в голосе я смутилась, почувствовала, как краснею.
- Ауру вообще разглядеть сложно, но ради красоты твоей стоит постараться, - улыбнулся Робин.
Комплимент льстил, но я решила не отступать и выдохнула:
- Я вижу ауры значительно лучше других. Это как со стереограммами. Я просто знаю, как и куда смотреть, потому что у меня дар ясновидения.
- О, это здорово, Лина! - воодушевился Робин. - Это большая редкость, особенно, если дар сильный. Это очень круто!
- Пока не очень. Я не умею контролировать видения. Управлять ими. Вот и сейчас тоже было одно. О тебе.
Он заметно напрягся, отвел взгляд.
- Что же ты видела? – голос Робина осип и дрогнул.
- Рисунок двух растений в твоем альбоме. Одно с бирюзовыми цветами, а второе с интересным корневищем.
- С красными пузырьками, - закончил Робин мою фразу.
- Да.
Он коротко кивнул, взял со стола альбом, знакомым жестом протянул мне.
- Эти?
- Да. Эти.
Робин кивнул, горько усмехнулся, но постарался говорить бодро:
- Знакомься. Живая лазурь и волдырьянка блеклая. Два редких исключительно магических растения. Живут только в насыщенной магией почве, в большинстве своем одомашненные, если так можно о цветах говорить.
Он пытался шутить, я улыбнулась в нужный момент, поддерживая нарочитую легкость беседы. Но аура Робина излучала обреченность так же ярко, как в моем видении. А я очень старалась держать себя в руках и не показывать, насколько меня беспокоит и даже пугает скрытность парня.