Забавно, но только познакомившись со старшим Штальцаном, я поняла, что оба поразительно походили на Тьотта. Я бы не удивилась даже, если бы узнала, что знакомый по снам оборотень древности их предок.
Но в тот день меня впечатлило не внешнее сходство, а общность аур отца и сына. Древнее золото, рубиновые росчерки и руны, болезненная истощенность, явная измотанность и ожог. У обоих. В одном и том же месте.
Это совпадение меня пугало до дрожи. С трудом заставляла себя не смотреть на яркие отметины во время беседы с отцом Робина, которую никак не получалось назвать допросом свидетеля. Уж очень доброжелательный тон у нее был, и о магистре Фойербахе и ночных событиях мы говорили немного. Разговор, к которому почти сразу присоединился Робин, быстро ушел в русло учебы, школы, успехов на занятиях. Мы сидели на небольшой террасе, откуда открывался прекрасный вид на оранжереи и пастбища, воздух пах золотой осенью, рядом ронял пестрые листья клен. Обcтановка как бы предполагала неформальный разговор и в какой-то степени подталкивала к нему.
Отец Робина улыбался чудесно знакомой улыбкой, в речи то и дело появлялись такие же, как у сына, интонации. Интересный опыт общения, жаль, недолгого. Старший Штальцан спустился в Юмну по работе, должен был ещё искать улики и поговорить с магистром Фойербахом, но не забыл и предостеречь сына.
- Пожалуйста, не заглядывай в оранжереи, в которых не назначают занятия. Знаю, что ты хотел бы найти, но оранжереи теперь стали местом преступления со всеми вытекающими последствиями. Это во-первых. А во-вторых, они не заброшенные. Битые стекла – мороки, - глядя в глаза Робину, подчеркнул следователь.
- Мне прям любопытно, кто выступал против открытия школы, - усмехнулся Робин.
- Мне тоже. Тут одного сырья на сотни тысяч, - хмурый мужчина выглядел обеспокоенным. - Пожалуйста, держись от этого подальше. Лады?
- Лады, – кивнул Робин.
- Вы с отцом так похожи, - сказала я, когда старший Штальцан попрощался с нами.
- Он у меня классный, - тепло улыбнулся Робин, провожая отца взглядом. - Очень любит маму и нас с сестрой.
- Нечасто услышишь такое от ребенка разведенных родителей, - обняв Робина в ответ, отметила я и тут же пожалела о своих словах.
Робин помрачнел, тяжело вздохнул.
- Четыре оборотня в одном доме… Это трудно в наши дни. Мы договорились считать, что отец будто в командировках и приходит раза два в неделю. Они с мамой развелись только из-за того, что так можно денег немного сэкономить, а не потому что не любят друг друга.
- Это как-то связано с ожогами на ваших аурах? - даже зная, что надо бы держать язык за зубами, я не могла не спросить.
- Не понимаю, о чем ты говоришь, - сухо и напряженно ответил Робин. Даже его объятия стали более жесткими, топорными.
Я прижалась к нему сильней, вдохнула древесный аромат, перекликающийся с запахом опавшей листвы.
- Не отталкивай меня. Пожалуйста. Я не хочу сделать больно. Прости, что спросила. Я увидела отметины на аурах, и это показалось мне важным.
Он долго молчал, прижимая меня к себе здоровой рукой, касаясь щекой моих волос.
- Ты извини, – прошептал Робин. – Я привык защищаться. Мама говорила, это когда-нибудь сыграет со мной злую шутку. Мамы такие, они часто бывают правы.
Я готова была со стыдом признать, что свою настоящую маму помнила очень плохо. И то большей частью по фотографиям. Но общение с Мариной и Алексом полностью подтверждало озвученную Робином истину. Родители часто бывают правы, и не имеет значения, родные они или приемные.
- Прости, пожалуйста, - пробормотала я, уткнувшись ему в грудь лицом. - Я зря спросила. Подожду, когда ты будешь готов рассказать.
- Не сегодня… Это очень… унизительно.
- Прости. Я не хотела, - я закусила губу, чтобы не плакать.
- Ты же не знала. Обычно это не видят. И вопросов не бывает.
Он погладил меня по голове.
- Не кори себя, Лина. Не надо. Ты не могла знать.
Робин действительно переживал из-за того, что мог обидеть меня. Я чувствовала это по тому, как его аура взаимодействовала с моей. Слезы сдержать не получилось, и я тихо плакала, вцепившись в Робина. Он прижимал меня к себе, гладил по волосам и давал время успокоиться. К сожалению, это только укрепляло меня в убеждении, что оборотни тяжело переносят полнолуние не из-за своей особенности, а из-за департамента. Робин не хотел говорить об этом, не хотел жаловаться, а я, не придержав язык, сделала то, чего боялась больше всего: чуть не навредила отношениям.
Неприятный осадок быстро растворили обычные ученические проблемы. Домашнее задание нужно было делать в любом случае, даже если в меньшем объеме, чем другим. Приобрести вместо почетного звания сильнейших магов на потоке сомнительную славу лодырей не хотелось, потому пришлось взять себя в руки, сцепить зубы и изо всех сил стараться вникать в постулаты многочисленных параграфов.
До ужина мы с Робином забрели в библиотеку за заказанными книгами. Он просил подшивку посвященных алхимии номеров журнала «Магическая наука современности», а мне, наконец, пришли давно обещанные законы, регулирующие жизнь магического сообщества. Вот только читать я их на тех выходных точно была не в состоянии.
Меланхолично разглядывая ужин, пила чай с лимоном и медом, в зале стоял ровный гул. То и дело всплывало имя декана бойцов, порой упоминался Робин, помогший ему отбиться от чужаков. Просочилась информация о том, что в оранжереях выращивали контрабандные травы.
- Если бы магистр Крессен не заболела, может, ничего бы и не случилось! - голос целительницы Эльке показался мне на общем фоне излишне громким. - Это ведь она должна была дежурить. Магистр Фойербах ее подменял.
- Она бы тоже обошла территорию, - возразила ее подруга.
- Все преподы по-разному относятся к этой обязанности, – наставительно хмыкнула Эльке. – Уж нам с Оливером поверь.
- Вы что, уже перешли к активным действиям? - жаждущая подробностей Илона придвинулась ближе к Эльке. Та довольно улыбнулась и подмигнула:
- Скажем так, плед мы уже вторую неделю не отдаем и не потому что забываем.
- И что значит эта тайнопись? – раздался над ухом голос заинтересованного Робина.
Я вздрогнула, посмотрела на листок с меню, который черкала все это время. МФ соединялось с МК двусторонней стрелочкой, над которой виcел многократно наведенный знак вопроса. Э и О явно пытались вместе сложиться в глаз, спрятанный за кустиком из вопросиков. «Тайнопись»… Это слово подходило идеально.
- Она значит, что нужно поговорить с твоим отцом и поскорей. Как думаешь, он еще в Юмне?
Робин оценивающе глянул на стрелки наручных часов.
- Пойдем, может, застанем.
Γосподин Штальцан нашелся недалеко от оранжерей. К сожалению, не один. Если против присутствия магистра Клиома при беседе я не возражала, то общество директора меня не радовало совершенно.
После разговоров с его сыном, после того, что читала о Лиаме Йонтахе в газетах, я очень оскорбилась, услышав отговорку о департаменте, когда речь зашла о награде для Робина. Я была совершенно убеждена в том, что именно директор Йонтах мог переломить отношение к оборотням. Именно директор Йонтах мог, как заверял декан целителей, послать департамент далеко и надолго, восстановив справедливость хотя бы в рамках школы.
Но, судя по поведению, директор считал многолетнюю травлю оборотней правильной. Из-за этого было тошно, в сердце занозой сидела злость. Видеть холеного аристократа, наверняка подмахнувшего в свое время закон о дополнительных налогах для оборотней, мне в тот вечер хотелось меньше всего. Но мои слова могли повлиять на расследование, нельзя было отложить все на потом только потому, что меня бесило общество Лиама Йонтаха.
- Гоcподин Штальцан, я с вами хотела кое-что обсудить по этому делу, - кивком указав на оранжерею, в которой полицейские описывали растения, сказала я.
- Я внимательно вас выслушаю, - улыбнулся следователь.
Бледные губы, потускневшая аура, яркий след ожога на груди не сочетались с любезным тоном. Я знала, что собеседник плохо себя чувствует, но почему-то была уверена, что Робину хуже.