- Мне поддержать вас во время беседы, госпожа Штольц-Бах? - предложил директор. - Вы еще несовершеннолетняя, преподаватели школы и я временно являемся вашими опекунами в таких случаях.
- К сожалению, господин Йонтах, вы ещё являетесь и временным подозреваемым, – невинно хлопая глазами, я изобразила совершеннейшую растерянность. - Вы ведь отвечаете за Юмну, а тут такое. Подпольная плантация, нападение на учителя и ученика…
- Вы, видимо, любите детективы, - предположил директор с усмешкой.
- Кто же их не любит? Интриги, расследования! Это так увлекательно! - тут же подхватила я. Не хотелось бы, чтобы он серьезно отнесся к недовысказанному обвинению, а я считала директора причастным!
- Надеюсь, вы предоставите специалистам вести расследование и не затеете собственное, - Рихард Штальцан мило улыбался, но по тону было понятно, что его подтрунивание на самом деле предупреждение.
- Конечно! - горячо заверила я. - Поэтому я и пришла к вам.
Он жестом предложил нам с Робином отойти в сторонку и достал из кармана ручку с блокнотом.
- Магистр Фойербах подменял магистра Крессен в ту ночь, - быстро начала я. - Преподаватели по–разному относятся к обязанности обходить территорию. Видимо, плантаторы знали, что травница только нос высовывает из замка, поэтому запланировали визит в ночь ее дежурства. Но они не знали, что она заболела и поменялась.
- Интересно, - задумчиво протянул следователь. - Долго она болела?
- Два дня, - вставил Робин.
- Я порадую вас тем, что преподаватели вряд ли сообщники? - старший Штальцан внимательно посмотрел мне в глаза. - И директор тоже.
- Потому что знали о замене? - предположила я.
Он кивнул.
- Точно. Они знали. А департамент, который проверяет учебные планы, нагрузку преподавателей и их дежурства, - нет. Департаменту в начале месяца предоставляют предварительный план, а фактический – только в конце месяца.
Повисла напряженная тишина. Я понимала, что отец Робина прав. Юмна долгое время была под присмотром департамента. Следящих кристаллов тут нет. Можно без всяких проблем выращивать все, что нужно, создавать артефакты и зелья, а сохранность магических печатей на входе проверяют сами преступники! Как удобно!
Я глянула на Робина. Он хмурился, наверняка пришел к тем же выводам.
- Вижу, вы поняли, насколько все может быть серьезно, – хмуро подвел черту старший Штальцан. – Я очень прошу вас обоих. Не вмешивайтесь.
- Не переживайте, - я взяла Робина за руку, он ответил пожатием. - У нас полно домашних заданий и уроков.
- И неделя вообще будет тяжелой, - вздохнул Робин.
Это да, учитывая то, каким измученным он был после того полнолуния. Но следователь еще поглядывал на нас с подозрением.
- Мы кажемся вам слишком покладистыми? - улыбнулась я.
Οн усмехнулся:
- Есть такое.
- Мы не будем лезть, пап, - заверил Робин. - Департамент все равно далеко, все следы и связи на поверхности. Смысл нам тут воду мутить?
- Разумные слова. Надеюсь, ты будешь часто их сам себе повторять.
Серьезный полицейский записал имена юмнетов, любящих наслаждаться звездами, и мы попрощались. Я отметила, что ожоги за несколько минут разговора стали еще более заметными и у отца, и у сына, но благоразумно промолчала. Как не сказала и слова о том, что оба уделяли много внимания наручным часам, хотя Робин их обычно игнорировал. Я по прошлому разу помнила, как рано он уходил к себе. Если раньше считала, он так договорился с магистром Клиомом, то теперь, понаблюдав за отцом Робина, винила во всем полнолуние.
ГЛАВΑ 22
Утром в понедельник я еле разлепила глаза – сказывалось магическое истощение. Чувствовала себя разбитой и совершенно выжатой. Робину, как и мне, кофе никак не помогал. Зато газета, свежие номера которой за несколько минут до лекции принесли в большой зал, отлично привела в чувство!
Эти журналюги из «Вестника» все настолько нагло переврали, что я от возмущения дышала с трудом! Из слов нашлись лишь ругательства. И не только у меня.
Кевин, оценивший передовицу первым, ругался не замолкая. Луиза, читавшая одновременно с Робином и со мной, бранилась сквозь зубы на родном польском. Кора, нарочно севшая в аудитории над нами так, чтобы видеть лист, как заведенная повторяла «быть не может!». Робин, крепко сжимавший мою руку, молчал. Ему и не нужно было ничего говорить, я отлично слышала его мысли.
Он считал, что это конец. Что его отчислят. Что эта история погубит карьеру отца. Что Марго, сестре Робина, не дадут учиться. Что придется вплотную заняться русским.
Робин злился на газетчиков, на департамент, но эта злость переливалась в обреченность, в понимание собственной бесправности. Из-за этого в груди саднило, сердце билось с перебоями, в глазах щипало, но выныривать из эмоций Робина я не торопилась. Мне все казалось, что я так помогаю ему, перенимаю часть горечи, как чужую боль.
Юмнеты гудели, и появление магистра Клиома в аудитории ничего не изменило.
Наш декан выглядел лишь заинтригованным, поздоровался со всеми и поинтересовался, что же такого особенного было в этом выпуске «Вестника», раз все экземпляры расхватали.
- Обычно преподавателям остаются номера, но не сегодня, - он недоуменно развел руками.
- Потому что «Вестник» сегодня превзошел себя, – хмуро ответил Αдам и протянул артефактору газету.
- Это переходит всякие границы! - воскликнула Кора.
Я обернулась к ней и увидела, как она снимает цветок-артефакт. Тут же от нее волной пошло негодование, усиливая общее возмущение.
- Это редкостное свинство! Мерзкая клевета! - послышалось сзади.
- Меня превратили не просто в монстра! Почти в убийцу! - Робин поднялся. - По словам журналистов, это была чуть ли не моя личная плантация! Это я якобы напал на магистра!
- Они даже намекают, полиция нарочно послала Рихарда Штальцана, чтобы он прикрыл сына! - выпалила я.
- Α они на самом деле прислали лучшего следователя-мага! - крикнул кто-то впереди.
- Пусть исправляют вранье!
- Что за урод это накатал?
- Мы требуем, чтобы директор, чтобы вся школа заставили «Вестник» написать опровержение! - стукнула по столу кулаком Луиза.
- Директора! Мы хотим поговорить с директором! - раздалось сразу с нескольких сторон.
- Ди-ре-кто-ра! - начала скандировать Кора, и это подхватили все.
Почти все. Несколько бойцов и пара алхимиков сидели, демонстративно сложив руки на груди. Робин сел, его трясло крупной дрожью.
Наши ладони были соединены, пальцы переплелись, и я чувствовала его эмоции. Возмущение, тусклую радость из-за поддержки других, страх разоблачения и потери. Я пыталась поделиться своими чувствами. Гордостью из-за того, что школа так сплотилась, надеждой, что Кора, которая очень тепло относилась к Робину, не испугается «страшного оборотня», и ее позитивные эмоции стабилизируют других. Не зря же она сняла артефакт! Я пыталась укрепить веру Робина в то, что все будет хорошо. Обязательно! Не может быть иначе!
- Ди-ре-кто-ра! - скандировала аудитория, в такт топая и стуча по столам.
- Почему вы его не зовете? – высокий голос Эльке перекрыл шум.
Магистр Клиом отвлекся от статьи, коснулся пальцами горла. Ответ прозвучал спокойно, громко и ясно:
- Кабинет господина Йонтаха над аудиторией. Директор вас отлично слышит.
Действительно, не прошло и минуты, как дверь открылась, и в аудиторию вошел Лиам Йонтах.
- Доброго всем утра, - светловолосый маг удивленно гнул брови. - Что у нас случилось?
- «Вестник», - магистр Клиом дал директору газету.
- Я еще не читал, - тут же предупредил тот и попросил пару минут тишины.
Аудитория примолкла. Луиза забрала себе газету и яростно выделяла маркером особенно наглую ложь.
- Да тут всю статью подчеркивать надо, – зло прошептала я.
Луиза пробормотала на польском что-то явно согласно-ругательное.