- Они немного сковывают, ограничивают подвижность, - ответил Кевин.
- Верно, плюс пять баллов артефакторам. Все уже догадались, что ограничивать подвижность сердца нельзя? – декан целителей обвел класс взглядом и, увидев кивки, улыбнулся. - Прекрасно. Ударения в формуле обозначены. Дерзайте. И помните, что сердце не похоже на те, которые рисуют на валентинках.
Урок целительства прошел мирно, но дался тяжело. Резерв после сильного расшатывания и истощения восстанавливался плохо, и магистр Донарт довольно скоро велел мне сделать перерыв. Робин продержался немногим дольше меня. У него ко всем приключениям еще и полнолуние добавилось. Как странно, что оно так его выматывает. Это ведь сопровождает оборотней всю жизнь, все время их существования.
Перед лекцией по истории магии Робина перехватил отец. Обеспокоенный мужчина явно тревожился за сына. Они разговаривали в сторонке, слов я не слышала, только наблюдала за остановившимися рядом с большим окном оборотнями. Осеннее солнышко заглядывало в коридор, в этом свете ауры казались сотканными из этого золотого сияния. Старший Штальцан явно переносил полнолуние лучше. Он был менее истощен, след ожога у него почти затянулся.
- Ну что, Лина, - раздался сзади голос Свена.
- В каком смысле? - я даже не обернулась.
- Свен, займи мне место в аудитории, пожалуйста, - не допускающим возражений тоном попросил Адам.
- Да, конечно, – наглости в тоне Свена тут же поубавилось, а на лице парня, к которому я все же повернулась, появилось подхалимское выражение: - В центре, второй-третий ряд?
- Было бы прекрасно, благодарю, - скупая улыбка, спокойный тон, легкий кивок. Аристократ, знающий цену своему расположению, чуть поощрил рвение желающего выслужиться.
Прав был Адам. С ним ссориться не выгодно. Особенно тем, кто ценит связи, а не настоящую дружбу.
Свен ушел, мявшийся на расстоянии нескольких шагов Тобиас последовал за ним. В коридоре было шумно – подошли другие бойцы, за ними волной целители.
- Ты ведь просто хотел, чтобы он ушел, так? - спросила я.
Адам кивнул.
- Не хочу, чтобы у него и его друга была возможность сказать тебе гадость. А Робин занят.
- Почему вы поссорились? – вопрос, интересовавший меня несколько недель, сорвался с языка, который я не успела прикусить.
Адам тяжело вздохнул:
- Я виноват.
И в тот момент сомнений в том, что он действительно корит себя, а не пытается произвести впечатление, у меня не осталось.
- Правда? А я уж думала, ты идеальный, - улыбнулась я.
Он немного повеселел.
- Куда мне? Единственного настоящего друга умудрился оттолкнуть. Что в этом идеального?
Я промолчала, Адам глянул на все ещё разговаривающих Штальцанов и, понизив голос, признался:
- Эта семья в полном составе подавала прошение в департамент, чтобы его зачислили в школу. Получили отказ.
- У меня для департамента скоро ни одного цензурного слова не останется, – буркнула я.
- Не только у тебя, – заверил Адам. - Они перегибают. Перегибают давно, но раньше не было силы, способной что-то изменить. У отца тоже не так много союзников, как хотелось бы. Большинство магов держится в стороне от политики. У них более важные проблемы. Многие растят детей без супруга, многие стеснены в средствах и вообще отошли от магии. Десять лет запрета не прошли даром.
- Я это все понимаю, но ты так и не сказал, почему вы поссорились, - подчеркнула я, глядя Адаму в глаза.
Тот потупился, и волну сожаления я ощущала очень явственно.
- Получив второй отказ, он спросил меня, нет ли у моего отца возможности как-то повлиять на зачисление. У меня до того был отвратный день, я ответил грубо. С отцом, конечно же, поговорил, и по второй апелляции решение департамента было положительным. Но того, что я повел себя, как заносчивая задница, все это не отменяет.
- Он знает, что ты говорил с отцом о нем?
- Нет, - Адам отрицательно тряхнул головой. - И я не хочу, чтобы он знал.
- Другими словами «не вмешивайся, Лина, мы сами разберемся»? Так? - догадалась я.
- Да, так. Мы знакомы много лет. Мы дружим много лет, - он снова тяжело вздохнул. – Я испортил. Я найду возможность исправить.
- Я верю в это, Адам. Правда, - я погладила его по плечу. - Он тоже переживает, это ведь очевидно.
- Хорошо, что у него есть ты, - улыбнулся Адам и бросил взгляд мне за спину. - Он подойдет сейчас.
- Вовремя, до лекции минута осталась, не больше.
- Идем? - раздалось сзади.
Я повернулась к Робину, но еще раньше моя ладонь скользнула в его. Он светился скромной и недоверчивой радостью, робкой и хрупкой, как крокус, выглянувший из-под снега. Это же чувство отражалось в карих глазах, и мне потребовалось неимоверное усилие воли, чтобы тут же при других не обнять Робина и не поцеловать. Лишь раз мы целовались при большом скоплении народа. Когда он признался в том, что оборотень. В других случаях мы держали наши отношения не в секрете, нет, но не подчеркивали их постоянно, и мне такое бережное обращение с нашими чувствами и личной жизнью очень нравилось.
- Идем, - я чуть cильней сжала руку Робина.
- Лина, Адам, – кивнул проходивший мимо старший Штальцан. - Рад встрече.
- Я тоже, - я улыбнулась мужчине в ответ, Адам ответил со свойственной ему чопорностью:
- Взаимно, господин Штальцан.
Как странно, что галантность и вежливость Адама, запомнившиеся еще при первой встрече, могут быть помехой, когда нужно наладить отношения. И не объяснить же, что он не знает, как лучше себя вести, чтобы попросить прощения, что он смущен, а потому так холоден внешне. Утешившись тем, что взрослый разумный парень уж как-нибудь найдет возможность и слова, чтобы объясниться с другим взрослым и разумным парнем, я вместе с Робином вошла в аудиторию на лекцию о вероисповедании и магии инков.
Инки оказались кошмарно жестокими магами крови. Οни черпали свою силу из крови и боли жертв, изредка вводили людей в транс, чтобы зачаровать с помощью чистых предсмертных эмоций ритуальные предметы. Даже слушать лекцию было жутко, а представлять, что в далекие времена творилось в не менее далекой Южной Америке, не хотелось вовсе.
Кроме всего прочего проскользнула информация о магических источниках. Но вскользь, мимоходом. Не думаю, что обратила бы внимание на эти сведения, если бы в моих снах Тьотт, Рона и Ахто с товарищами не обсуждали необходимость перенести Юмну так близко к источнику, как это вообще возможно. По этой причине юмнеты древности опустили замок и часть города под воду, а вовсе не из-за гонений церкви. Может, об этом расскажут позже? Сейчас по программе у нас только шаманизм и древние верования. Школы – практика другого тысячелетия.
О том, что Робин оборотень, вообще почти не говорили весь день. Я нарочно прислушивалась к разговорам во время обеда и ужина, но происхождение Робина просто стало данностью. Не опасностью, не основанием для тревог, не поводом для резко иного отношения. Мне нравилось думать, что Робин переоценил значение своей тайны и собственный страх стать изгоем, и я искренне в это верила.
Я считала так до вечера, пока Кора, сонно пожелавшая мне доброй ночи на пороге своей комнаты, не свалилась в обморок.
Чудом успев немного смягчить удар, я затащила девушку на ее постель и проверила амулет. Ириса у Коры на шее не было. Я и мысли не допускала, что она могла забыть о столь важном артефакте. Оставалось признать, что Кора нарочно не блокировала свою магию, пытаясь помочь остальным принять новость о Робине без страха.
Неужели настолько все плохо? Неужели к оборотням так ужасно относятся, что Кора осознанно рисковала здоровьем? Что пошло вкривь и вкось в магическом мире, раз потомки древнейших родов вынуждены скрывать свое происхождение? Хоть феи, хоть оборотни.
Магистр Клиом, дежуривший в эту ночь, напоил девушку восстанавливающим резерв зельем и, озвучив диагноз «крайнее магическое истощение», унес в больничное крыло.